Визит министра культуры России Владимира Мединского в Курган был молниеносным. Всего за пару часов чиновник успел открыть Богоявленский храм, побеседовать за чашкой чая с архиепископом Константином, пообщаться с губернатором Алексеем Кокориным и дать эксклюзивное интервью «URA.Ru». О невостребованных актерах, пытающихся пропиариться на «Рашке-говняшке», продаже квартиры ради строительства храма и курганском фото, которое министр поставил на заставку для своего iPad — читайте в материале «URA.Ru». — Владимир Ростиславович, вы в Кургане не были с выборов 2011 года, когда вместе с нынешним губернатором Алексеем Кокориным и депутатом Александром Ильтяковым баллотировались по региональному списку «Единой России» в Госдуму. Изменился город? — Я не успел ничего посмотреть. Кинотеатр «Россия», в который я, помнится, когда баллотировался, в кино ходил, вроде бы на месте, а вот книжный магазин не заметил. — «Россия» сейчас не работает. — Жалко, кинотеатр нужен. «Мы обещали — мы выполнили!» — в Кургане всего один подобный плакат возле храма — Провинциальный Курган сыграл в вашей карьере интересную роль: с одной стороны, вам не хватило шесть тысяч голосов для того, чтобы стать депутатом Госдумы, с другой — в итоге проигрыш обернулся должностью министра культуры. — Это Божий промысел, видимо... Я не знаю. — Тогда первым в тройке был Александр Ильтяков, он и стал депутатом. Вы — министром. Как восприняли, что Алексей Кокорин стал губернатором? — С огромным удовлетворением и не потому, что мы с Алексеем Геннадьевичем по-товарищески общались. Я видел, насколько в условиях жесточайших бюджетных ограничений по-иному выглядел Шадринск, какая там другая атмосфера. Это во многом результат многолетней работы главы города. Поэтому я считаю, решение президента назначить Алексея Геннадьевича, потом последующая поддержка жителей области, причем поддержка практически единодушная, — это признание эффективной работы, это — не за красивые глаза. Понятно, что в Курганской области другой масштаб проблем. Дай Бог, все сложится удачно. — Честно говоря, мало кто в городе верил, что вы сдержите слово и поможете достроить Богоявленский храм, ведь депутатом вы тогда не стали. Почему все-таки решили завершить проект? Квартиру не пришлось продавать? Вы были готовы на это пойти. — Нет, не пришлось. Удалось собрать друзей, единомышленников, даже родственников. Собственно, первый взнос на храм я сделал буквально через месяц после выборов. Потом дальше и сам вносил, и агитировал других. — Как люди реагировали? — По-разному. Некоторые отказывались, некоторые соглашались, некоторые говорили: «Хорошо, но не миллион, а сто тысяч». — Довольны результатом? Храм действительно получился величественным, красивым. — Да. И честно говоря, я удивлен скоростью и масштабами строительных работ. Без команды Ильтякова это бы не получилось. — Александр Ильтяков как-то сказал, что вы заинтересовались еще закрытым уникальным храмом в Шумихинском районе. Возможно, на его восстановление будет выделено федеральное финансирование. Как этот вопрос решается? — Я пока не готов ответить. Просто в поездках по области я сфотографировал церковь, стоящую на перекрестке дорог, заброшенную. Вы знаете, для меня это было как напоминание: открываешь iPad 180 раз в день (храм в селе Карачельском находится на заставке в iPad Владимира Мединского, — ред.), смотришь — надо делать добрые дела, надо достроить Богоявленский собор. Это такая напоминалка. Фото Трехсвятской церкви в селе Карачельском в iPad Владимира Мединского используется как заставка — Минкультуры финансирует проект по реставрации Далматовского монастыря. Насколько активно ведутся работы? — У нас целая программа по его восстановлению. Реставрация центрального собора (Церковь Всех Скорбящих Радость, — ред.) завершена. Далматовский монастырь — место сакральное и важное с религиозной точки зрения, но и как место привлечения туристов. Это «ворота Сибири». Там можно сделать очень интересную туристскую дестинацию. Я уверен, туда будут приезжать паломники из Казахстана, из Екатеринбурга и т.д. — Насколько изменилась с момента вашего прихода на пост министра ситуация с финансированием отрасли? Судя по зарплатам работников культуры, библиотекарей, перемен немного. У нас в Шумихе, например, работники библиотеки получают около семи тысяч. Когда ситуация изменится? — Это неправда. Средняя зарплата в отрасли выросла за эти 2,5 года в два раза. Это статистика. Зарплата в Ленинской библиотеке, когда я пришел, была 19,5 тысяч рублей. Сейчас 47 тысяч. — Но это же «Ленинка»... — Я говорю о тех учреждениях, которыми непосредственно управляет Министерство культуры. Зарплата в Национальной библиотеке, бывшей Императорской публичной, была 13 тысяч рублей, сейчас — 35 тысяч. В регионах тоже зарплаты растут. Каждый раз, когда называется такая абстрактная зарплата, нужно разбираться в этой цифре. Ко мне идет много писем через Twitter: «Я работаю там-то, получаю такую зарплату, это недопустимо». Даю департаменту задание, он связывается с регионом. Выясняется, что это не зарплата, а четверть ставки. Человек за эти деньги в музыкальной школе дает четыре урока в неделю. Надо разбираться с каждым конкретным случаем. — Продолжим разговор о деятельности министерства. Минкультуры предложило запретить картины, в которых «содержатся сведения, порочащие национальную культуру, создающие угрозу национальному единству и подрывающие основы конституционного строя». Кто будет определять, содержатся ли в ленте такие сведения? — Нет, мы не предлагали этого. Это было в одном из проектов, которые вносил департамент. Хорошо, что пресса обратила на это внимание. Мы этот пункт убрали, нам кажется, что он излишний. — Тогда речь шла фильмах, сделанных по принципу «Рашка-говняшка»? — Что вы цепляетесь к этой злополучной фразе? Понимаете, я ее сказал в одиннадцать вечера, после 15-часового рабочего дня, в книжном магазине Санкт-Петербурга, встречаясь с большой группой читателей (человек сто сидели) и ведя, откровенно говоря, разговор по душам. Когда люди начинают выдергивать фразу из контекста и строить себе пиар, мне искренне жаль тех актеров, которым больше нечем отметиться, кроме как вот это у себя в блоге поместить. Видимо, совсем не востребованы оказались. Печально. — Сейчас один из самых обсуждаемых фильмов о российской действительности — «Левиафан». Как оцениваете его шансы на «Оскар»? — Пятьдесят на пятьдесят, или получит, или не получит. Лично я хотел бы, чтобы «Левиафан» получил «Оскара», потому что для меня это не просто абстрактное кино. Это российское кино, сделанное нашими людьми, выпускниками российских вузов, российской школы. Ты можешь болеть или не болеть за какую-то футбольную команду, «Спартак» или «ЦСКА», но в финале Лиги чемпионов ты все равно за нее будешь болеть, потому что это российская команда. Поэтому и я буду болеть за «Левиафана», потому что это российское кино, а нравится или не нравится — это вопрос уже другой степени. — В «Левиафане» есть мат. Сейчас некоторые режиссеры выступают за возврат ненормативной лексики в кино. Как относитесь к этому? — Лично моя позиция: мат в театр возвращать нельзя — это все-таки живой контакт человека с актером. Это не очень хорошо. Мат в литературе: если книга содержит нецензурную брань, она должна быть в запечатанной обложке с ярким стикером и с соответствующей надписью. Это будет в том числе финансово накладно для издательств (пусть подумают лишний раз) — цена такой книги будет выше. На телевидении мат недопустим — его можно смотреть в любое время суток. Это медиа открытого доступа. Что же касается кино, то определенная логика в том, что говорят режиссеры, есть. Другое дело, что это должно жестко грифоваться: «18+». Соответственно, это вечерние сеансы, это другие меры по недопуску детей. У нас сейчас закон широк, но абсолютно неприменим, потому что на всех фильмах «16+», «18+» детей пускают свободно, никто не обращает на возраст никакого внимания. Зачем законы, которые никто не соблюдает? Давайте уберем лишние грифы и ограничения, но оставим «18+», и это требование будет жестко соблюдаться, будет большой штраф для кинотеатров, которые его нарушают. И тогда мы будем добиваться уважения к законодательству. Я думаю, примерно в таком контексте Министерство культуры и будет готовить свои предложения. — В 90-е, в 2000-е нередко говорили о потерянных поколениях: отсутствие патриотического духа, падение культурно-нравственных ориентиров и так далее. Сейчас можно говорить, что эта тенденция прекратилась? — Я думаю, что у современного поколения есть хороший выбор, в отличие от 90-х: есть хорошие ориентиры, хорошие школы, хорошие возможности для образования и работы. Если человек цельный, то он никогда не потеряется. В этом принципиальное отличие современной жизни от 90-х.

прочитать статью полностью