«Не соглашусь с решением разорвать район»: мэр из ХМАО о слухах вокруг мунреформы и громких инвестпроектах

Сразу два крупнейших российских маркетплейса решили построить в Сургутском районе логистические центры. А сам муниципалитет в девятый раз подряд признан самым инвестиционно привлекательным в Югре. Глава района Андрей Трубецкой рассказал URA.RU, как удается сохранять лидерство, почему он против присоединения поселений к Сургуту и зачем считает нужным развивать даже самые маленькие деревни.

— Сургутский район уже девятый год подряд будет признан самым инвестиционно привлекательным муниципалитетом Югры. За счет чего удается столько лет удерживать лидерство?

— Везет, наверное. Ну, это шутка, конечно. По факту — восемь. Девятый еще не объявляли, итоги инвестрейтинга ожидаем: по предварительной информации заняли высшую ступеньку. Надеемся, что и в девятый раз будем лучшими. Секрета никакого нет: планирование и системное, регулярное подведение результатов. Работаем по планам, которые сами себе устанавливаем — не даем снижать планку. И главное — системно, постоянно, ежемесячно, ежеквартально подводить итоги достигнутых результатов.

— Этот статус предполагает, что в районе должно активно развиваться предпринимательство, открываться новые производства, компании, что инвесторы должны стоять в очереди. Так ли это на практике?

— Не знаю, насколько они стоят в очереди, но предпринимательство развивается. За последние пять лет в два раза, с учетом самозанятых: с 5,5 до 11 тысяч увеличилось количество субъектов малого и среднего бизнеса и самозанятых. Порядка 250 инвестпроектов реализуется на общую сумму 16 млрд рублей. Из успешного: мы были единственными в Югре, кто реализовал концессионные соглашения. Были и с участием округа — три школы построены, и муниципальные концессии — четыре объекта, причем в удаленных поселениях. Муниципальная концессия — вообще большая редкость для России: может себе позволить Москва, Санкт-Петербург… ну и Сургутский район. Это действительно случай уникальный.

— Речь про социальные объекты? Насколько модель оправдана и реалистична сейчас?

— Да. Концессия — это палка о двух концах, тут надо внимательно считать. Сейчас очень проблематично с учетом нынешней банковской ставки: и ключевой, и той реальной, под которую банки готовы кредитовать. Сейчас она доходит до 30%. Мы реализовывали, когда ставка была на уровне 10%, это было очень выгодно. Считайте: большие спортзалы по 1000 кв. м в Русскинской и Лямино — по 80 млн с рассрочкой на три года (не одномоментно). Школа на 1100 мест в Белом Яру — 3,2 млрд с рассрочкой на 15 лет. Сейчас, по той информации, которой я обладаю, аналогичная школа с одномоментным платежом по 44-ФЗ выходит больше 4 млрд. А тут — рассрочка на 15 лет. Поэтому сейчас, в нынешних условиях, концессия не совсем оправдана.

— В школах концессионер не только строит, но и управляет?

— Плюс в том, что они эксплуатируют. Это гарантия качества строительства: мы, конечно, ходили, проверяли, но с меньшим пристрастием, потому что концессионер реально потом 15 лет эксплуатирует. Тот, кто строил школу, построил три школы и имеет опыт эксплуатации — и на Нижнесортымском, и на Солнечном. С учетом этого опыта внимательнее относился к строительству.

— В учебный процесс не вмешиваются?

— Да. И по закону имеют право до 10% от общего времени использовать на внеурочную коммерческую деятельность. Школы — это как мини-городки: спортзалы, бассейны. Там могут заниматься не только школьники, но и жители поселения — тренироваться, плавать, спортом заниматься.

— Самый громкий инвестпроект — логистический комплекс Wildberries. На каком он этапе?

— Идет стройка: сейчас планировка земельного участка, выравнивают. Работы ведутся.

— Когда должен быть построен?

— Цыплят по осени считают, но их настрой внушает надежду. По-хорошему удивляет: есть надежда, что в течение полутора лет реализуют. Вообще по инвестпроекту срок — три года, а они хотят за полтора ввести в действие. Посмотрим. Мы только рады будем.

— Просчитывали экономический эффект для района?

— По району — до 5 тысяч рабочих мест они заявляют. Отношусь сдержанно: давайте по факту посмотрим. По их обоснованиям — НДФЛ в местный бюджет до 300 млн рублей ежегодно. Для нас это значимо.

— Есть ли еще сопоставимые по значимости инвестпроекты?

— Не буду называть сеть: буквально недавно «зашли». Как в одном доме — если открылся «Магнит», то рядом должна быть «Монетка»: здесь похоже. Как только узнали, что Wildberries собирается строить логистический центр, другая крупнейшая сеть тоже заявилась на инвестпроект и уже получает разрешение на строительство.

— Ранее тоже объявлялось о крупных инвестпроектах, но не все реализовались.

— Да, не все получилось. Поэтому я крайне сдержанно и осторожно даю комментарии по инвестпроектам. Лучше, когда по факту: проект заработал, рабочие места созданы, деньги в бюджет пошли. Самый известный пример — завод Тенарис-Северсталь: зашли с предложением о строительстве, приступили к работам, но из-за санкционного давления, практически полностью импортного оборудования — признали, что не смогут реализовать проект.

— Район активно строит социальные объекты. Когда в каждом поселении уже появятся спортзалы и культурные центры — что дальше?

— Пойдем по второму кругу. Кто сказал, что в поселении должен быть один спортзал и один молодежный центр? Я вырос в советское время — тогда в каждом дворе были спортивные площадки, хоккейные коробки, футбольные поля, турники. Сейчас радуемся одному центру на поселение, а ведь этого мало. Они должны быть в каждом дворе. Если хотим здоровую нацию — должны быть дворовые спортивные комплексы. Я надеюсь, стройка в Сургутском районе не закончится никогда.

— А зачем вообще развивать небольшие поселения вроде Сытомино, Угута, Локосово или Ляминой? Если в крупных — Федоровском, Лянторе, Нижнесортымском — находятся производственные базы нефтяников, то в маленьких таких точек роста нет. Может, логичнее было бы постепенно стимулировать переезд жителей в более крупные населенные пункты?

— Вопрос некорректный. Малые поселения были, есть и будут. Когда район вместе с Сургутом насчитывал шесть с половиной тысяч человек — они уже существовали. Люди там живут, привязаны к земле. Вот переселяем Горный — поселок молодой, 30 лет, без исторических корней, но сдвинуть переселение было тяжело. Люди говорят: «Здесь родились мои дети, похоронены родители. Я никуда не уеду». Это всего 40 домов, но попробуй скажи жителям Сытомино, что переселим всех — они на вилы поднимут. Это запретная тема. И при этом такие поселки стабильно прирастают численностью. Люди могут уехать учиться, работать, но потом возвращаются. Поэтому вопрос надо ставить наоборот — что будет с крупными поселениями, когда нефть перестанет быть основным ресурсом. А эти маленькие — они останутся.

— В последние годы активно муссируются слухи о присоединение Белого Яра, Барсово, Солнечного к Сургуту. Это реально?

— Говорить можно о чем угодно, и в жизни возможно многое. Но могу точно сказать: не при мне. Меня могут снять, уйду сам, но с решением «разорвать Сургутский район» я не соглашусь. Сургутский район — монолит, «кулак», в том числе по экономике. Когда все вместе — это и бюджетная обеспеченность, и социальная перспектива: сегодня строим в Сытомино, завтра — в Белом Яру. Если «рвать» — потенциал снижается кратно. Уберут одно поселение — бюджетная обеспеченность снизится процентов на 20: забирают обычно больше, чем выходит по расчетам. Цель для меня однозначна — сохранить территориальную целостность.

— Вы один из самых опытных руководителей муниципалитетов Югры, Сургутский район много лет занимает первые места по инвестиционной привлекательности и эффективности. Не возникает ли ощущения, что этот успех уже стал «рутинным»?

— Нет. Объясню почему. Мы участвуем в тех рейтингах и конкурсах, где за первое место дают серьезные деньги. За три года — 170 млн рублей: рейтинг эффективности ОМСУ, бюджетной эффективности, инвестрейтинг. Это два спортзала в Русскинской и Лямино. В этом году — порядка 70 млн: крытый хоккейный корт в Солнечном. Мы обязаны занимать первое место, если можем — это деньги для объектов. Там, где денег не платят, мы особо и не участвуем.

— До конца вашего второго срока остается год. Задумываетесь ли вы о дальнейшем карьерном будущем?

— Честно, нет. Работа главы муниципалитета — непредсказуемая. Каждый день может стать последним: собака кого-то покусала, труба порвалась, произошел несчастный случай — за всё отвечает глава. Год для главы — это вечность. Я не загадываю. Подумаю ближе к следующей осени.

— Проблема аварийного жилья по-прежнему остра. Есть ли прогресс?

— Безусловно. С 2016 года снесено 175 тысяч квадратных метров из 540. Осталось 370 тысяч. Самое большое количество — в Лянторе, Белом Яру, Солнечном и Барсово.

С приходом Руслана Кухарука финансирование выросло в три раза: если раньше мы получали 2 миллиарда в год, то теперь более 6. На ближайшие три года — 19 миллиардов рублей. Это позволит снести еще половину аварийного фонда.

— Такие решения стали возможны благодаря управленческой инициативе, которую ввел губернатор: главы городов и районов приезжают и лично обсуждают с ним приоритетные проекты перед принятием бюджета. Насколько такой прямой диалог действительно помогает добиться результата?

— Абсолютно верно вы подметили эту инновацию. Когда была возможность пообщаться с губернатором, я задал только один вопрос — не про деньги и не про конкретный объект, а будет ли эта практика продолжена. Потому что это уникальный формат: глава муниципалитета приезжает со своей командой, мы заранее готовимся и, как в прошлом году, почти шесть часов подряд обсуждаем конкретные вопросы, объекты, проекты.

Одно дело — задать губернатору один вопрос на совещании, и совсем другое — когда он выделяет день или полдня и фактически работает с твоим муниципалитетом. Такая возможность — самая ценная. Это шанс обосновать, доказать, быть услышанным. Не просто рассказать о проблемах, а защитить важные для района проекты и объекты.

Мне бы очень хотелось, чтобы эта практика сохранилась. По крайней мере, нам уже обозначили дату и время, когда мы поедем защищать бюджет на 2026 год.

— За время вашей работы наверняка было много значимых событий. Что вы сами считаете своим главным достижением?

— Нет, такого нет. Всё важно. Как сказать… Для нас, например, строительство большого КДЦ в Белом Яру — важный проект, но для жителей Русскинской гораздо значимее спортзал, которого там никогда не было. Работа главы района — такая же, как у любого человека, который приходит на свое место и делает то, что должен.

Есть, конечно, профессии, где ответственность выше — врач, хирург, судья, педагог. Моя мама была учителем, и я считаю, что нет более нужных и ответственных профессий, чем педагог и врач. Ведь именно они делают человека человеком. Мы до школы — просто прямоходящие, а становимся разумными благодаря педагогам. Представьте, сколько стоит ошибка хирурга или судьи. Поэтому, конечно, работа главы важна, но есть профессии, где цена ошибки гораздо выше.

— С учетом вашего опыта, не думали о том, чтобы после завершения карьеры передавать знания — например, преподавать на кафедре госуправления?

— Может быть. Задумывался уже. Не потому, что возраст или опыта слишком много, просто со временем это кажется логичным. У нас нет института, где готовят глав. Есть кафедры муниципального и государственного управления, но нет места, где можно было бы реально обучиться профессии управленца. Я ведь тоже не учился на главу района, такого диплома не существует. Когда сталкиваешься с выпускниками этих кафедр, видишь, насколько то, чему их учат, оторвано от реальности. В вузах теория часто не совпадает с практикой, а в муниципальном управлении — особенно. То, с чем реально придется работать, сильно отличается от учебников.

— Я бы на лекцию Андрея Трубецкого сходил.

— Может, так и будет. Рассказать действительно есть что.