1 декабря отмечался Всемирный день профилактики и борьбы с ВИЧ и СПИД, ставший одним из важнейших в моей жизни. В ВИЧ-положительном статусе я нахожусь полгода, но, если присовокупить срок до выявления, — около девяти месяцев. Я — пациент №19511 тюменского Центра профилактики и борьбы со СПИД. Укол анонимности в виде индивидуального номера людям, живущим с ВИЧ, ставят на первом приеме. Система молчания сформирована общественным мнением: ВИЧ и СПИД — постыдные диагнозы представителей «групп риска». Стереотипы и стигмы, сформированные людьми, причисляющими себя к «обычному» большинству — гетеросексуалами, не страдающими наркозависимостью, не имеющими судимости и не пользовавшимися секс-услугами, оборачиваются против них же. Обретая ВИЧ-статус, они боятся огласки, в результате которой их могут причислить к заключенным, секс-работницам, наркопотребителям или гомосексуалам. Для тех же, в свою очередь, присвоение статуса означает двойную стигму — люди не без основания боятся, что их и без того шаткая социализация окончательно рухнет, и они окажутся погребены под обломками, на которых будет плясать «обычное» большинство. Как только чуть больше года назад власти заявили, что эпидемия ВИЧ в России приняла генерализованный характер, то есть — вышла за пределы «групп риска», а значит, стала угрожать «обычному большинству», официальные и медийные лица стали уделять больше внимания вопросу дестигматизации людей, живущих с ВИЧ, не говоря, при этом, о том, что практика молчания и анонимности стала одной из причин генерализации эпидемии. И она продолжает функционировать, а количество новых случаев ВИЧ — расти. О том, что я буду жить открыто, я решил практически сразу, как только обо всем узнал. Однако между решением совершить ВИЧ-аут и конкретными действиями прошли дни раздумий, выбора акцентов и формулировок. Мы боимся говорить на бытовом уровне с родными и близкими о том, что сигарету за школой выкурили, а тут — рассказать о том, что у тебя ВИЧ, в условиях монолитной стигмы в обществе по отношению к нам, сформированной, в том числе, системой анонимности и молчания. Так 1 декабря появился мой пост в «Фейсбуке» (деятельность запрещена в РФ). Я предполагал реакцию, но не готов был оценивать ее масштаб, не являясь лидером мнений. Если ты голливудский киноактер или президент — говори, признавайся в чем хочешь, если это не криминал. Сейчас — от любви до ненависти и обратно — один пост. Но это не касается обычных людей. Я наблюдал за всё увеличивающимся количеством лайков и репостов и думал — неужели наступила эра благоденствия. Количество благодарностей и слов поддержки только росло. В конце поста я поставил хэштег «я живу с ВИЧ» на случай, если кто-то захочет поделиться своей историей. Но все решили делиться моей. В этот же день в Тюмень приезжала с концертом певица Вера Брежнева, которая, с учетом даты, решила дополнить свой визит рядом общественных мероприятий в качестве посла ЮНЭЙДС по странам Восточной Европы и Центральной Азии — программы ООН по ВИЧ и СПИД. Получив этот статус в 2014 году, теперь ни одно интервью Брежнева не даст, если там не будет 10-12% вопросов по ее деятельности, связанной с ВИЧ. По работе меня интересовала пресс-конференция с участием Брежневой и медицинских чиновников Тюменской области. По личным мотивам — встреча певицы с ВИЧ-положительными людьми. Пока мы ее ждали, чтобы задать вопросы и высказать предложения, которые она готова была бы передать чиновникам, ко мне обратились пресс-секретари тюменского СПИД-Центра и представительства ЮНЭЙДС. Они предложили сделать ВИЧ-аут прямо на встрече с журналистами. На подобных мероприятиях с Верой Брежневой всегда сидит рядом представитель сообщества с открытым ВИЧ-статусом, но в Тюмени такого человека не нашли. До утра и моего поста в соцсети. Согласился без раздумий. Если я хочу объяснить людям, что ВИЧ и говорить о нем — это не страшно, значит, сам не должен этого испытывать. И без того — стигма крепнет, страх растет, у людей в отношении нас формируются какие-то дичайшие предрассудки, которые развеять можем только мы, если на своем примере покажем, как это жить — с новым статусом. Певица произнесла «И сейчас в зале присутствует человек, который готов признаться в своем положительном статусе и рассказать об этом». Взял микрофон: идеи — улетучились, фразы — обрывисты, не логичны, не уверенны. Может, кажется? «Посмотрите, у меня две руки, две ноги, два уха. Я — такой же, как и вы, вы — такие же, как и мы», — сказал я первое, что пришло в голову. Дальше — про систему анонимности и молчания, сложившуюся вокруг людей, живущих с ВИЧ, про важность тестирования и про что-то еще. Публичные выступления не случались давно, и после возникло ощущение отстраненности. Однако отсутствовало главное ощущение. Когда делаешь что-то не то — дискомфорт, как у принцессы на горошине. А если все же сделал — то уже будто стоишь на горохе на коленях. А тут — все спокойно. И в очередной раз понимаешь — как важно говорить. Говорить о том, что волнует, чем живешь, как и зачем — 1 декабря, 4 декабря, 30 апреля. Все календарные дни борьбы с чем-то или памяти жертв чего-то в итоге оказываются обзором упущенных возможностей. В начале — оцениваешь показатели, успехи, достижения. В конце понимаешь — борьба и жертвы все еще актуальны. На следующее утро пространство все стирает и живет другими информационными поводами. Можно хоть весь календарь сделать днями памяти и борьбы — нет смысла, если все остальные 364 листа будут днями молчания. В российском обществе люди разучились разговаривать друг с другом и доверять друг другу исторически и генетически. В тридцатых годах прошлого века были созданы все условия, последствия — ощущаем сейчас. Промолчи, тебе что — больше всех надо, хочешь ненависти, дискриминации? Да, именно потому, что мне надо, потому, что мне так хочется, потому, что мне так удобно, потому, что мне так проще, потому, что мне не страшно — не молчать. И если кому-то после этого будет проще заговорить — я буду первым, кто выслушает.

прочитать статью полностью