«Сдвинуть глыбу»: Евгений Чебатков — о публике в Екатеринбурге и поиске «русского кода» в юморе

Евгений Чебатков является одним из самых популярных стендап-комиков России. Его любят за честность, отсутствие вульгарных тем и интеллектуальный юмор. В интервью URA.RU известный стендапер поделился своими мыслями о работе на сцене, особенностях публики в Екатеринбурге и других городах, поиске «русского кода» в юморе и съемках в новом сериале «Тайный город».

— Евгений, сегодня у вас с успехом прошел концерт в Екатеринбурге. А чувствуете ли вы на себе особенное давление, когда бываете в столице Урала? Вроде «здесь свои, здесь меня поймут с полуслова», или наоборот — «здесь свои, здесь меня раскритикуют в пух и прах»?

— Екатеринбург очень люблю. Кстати, это единственное место, где обращают внимание, собрал ли я зал или нет. Это любопытно. Мне очень нравится выступать здесь, потому что зритель очень чуткий. Это объяснимо тем, что город большой, есть представители совершенно разных профессий, занятий, образа жизни, и это для стендапа отлично. Я всегда чувствую хорошую отдачу.

— Правда ли, что екатеринбургский зритель — один из самых «вкусных», но и самых требовательных? В чем его главное отличие, например, от московской или питерской публики? Он более «пресный» или более «острый»?

— Людям, которые живут на Урале, требуется определенное время на раскачку, потому что уральцы, как мне кажется, слегка с каким-то недоверием относятся к тебе, сначала немного оценивают. Вначале это всегда определенное испытание: ты чувствуешь, что нужно сдвинуть эту глыбу, но когда ты ее сдвинул, то идет полное понимание. Например, с ростовским зрителем контакт устанавливается с первых секунд, там людям всегда все нравится, потому что они пришли посмеяться.

— Ранний русский стендап много же заимствовал с Запада, но сейчас до сих пор ищет свой голос. Как вы считаете, что уже можно считать «русским кодом» в юморе?

— Мне кажется, мы сейчас находимся на том этапе, когда по количеству стендап-комиков приблизились к критической массе. Но при этом можем видеть очертания какого-то своего стиля.

Многое все-таки кроется в богатстве русского языка, потому что неминуемо, долго занимаясь каким-то сценическим ремеслом с текстом, ты начинаешь добиваться более филигранных формулировок, приходить к совершенно другому пониманию глубины языка, и это открывает много возможностей. 

Я думаю, что как раз на этом может зиждиться новый формат: когда ты идешь не к упрощению, а где-то даже к намеренному усложнению формулировок, которые сами по себе являются пластичными. По крайней мере, я так вижу.

— На ваш взгляд, стендап в России — это уже классика или публика до сих пор привыкает к жанру?

— Классика — это громко сказано, но опять же, что считать классикой? Я думаю, что в свое время писатели, которых мы сейчас считаем классиками, сами себя таковыми никогда не считали, поэтому ответить на этот вопрос мы сможем только на дистанции. Может быть, искусственный интеллект, chatGPT и глобальное ускорение приведут нас к тому, что мы вообще перестанем читать и писать, а тексты, которые сейчас озвучивают комики, потом могут стать для кого-то серьезным чтением.

— А бывала ли у вас «творческая ревность», когда вы смотрели на коллег и думали: «Черт, вот эту идею я бы хотел придумать первым»?

— Думаю, что бывало, но, наверное, больше с каким-то оттенком радости. Когда ты активно вовлечен в процесс написания своего материала, тебя не может выбить какая-то интересная тема твоего коллеги. Другое дело, когда ты не делаешь, но видишь, как кто-то делает, это тебя угнетает. Тебя может самого начать тюкать. Наверное, я все-таки больше радуюсь, когда вижу, что у кого-то из моих коллег есть интересные ходы, прикольные темы, классные шутки.

— Есть ли шутка или целый блок, который вы окончательно убрали из своего концертного сета из-за того, что он стабильно «не заходил» публике, хотя лично вам он казался крутым?

— Это происходит после каждого концерта, даже после сегодняшнего несколько шуток я уберу, попытаюсь переписать их, чтобы рассказать в Уфе. Это будут те шутки, которые получили меньше реакции, чем остальные. Я всегда стараюсь их убирать и вместо них придумывать новые. Потому что, отправляясь в тур, ты плюс-минус понимаешь, что в концерте есть начало и конец, но параллельно многое происходит: ты живешь жизнь, что-то может меняться. Это живой процесс, поэтому выбрасывать материал — это, наверное, важнейшая вещь в стендапе, только это тебя и развивает. Я, конечно же, стараюсь всегда идти к улучшению. Опять же, это не означает, что человек, который придет на первый концерт тура и на последний, увидит разную программу, но определенно блоки будут двигаться местами, какие-то вещи добавляться, что-то будет уходить.

— Немного о вашей актерской карьере. В 2024 году вы дебютировали в большом кино — в фильме «Майор Гром: Игра» в роли главаря тюремной банды. А недавно в Москве стартовали съемки нового восьмисерийного фэнтези «Тайный город», где вы играете. Расскажите немного об этой роли, что это будет за персонаж? В отличие от «Майора Грома» мы вас узнаем в гриме?

— Здесь вы меня точно узнаете, я не так уж сильно скрыт гримом. Мой персонаж — это наемник по имени Лебедь, он достаточно суровый человек, но добродушный. Я могу сказать, что у меня там получилась отличная совместная работа с Милошем Биковичем, с которым я до этого хотел познакомиться, и тут выдалась такая возможность.

— Когда вы получали роль, что стало для вас главным «крючком»? Может, как раз-таки Милош Бикович? Или все-таки сценарий, режиссер, возможность примерить на себя жанр?

— Эта великолепная сербская звезда является не настолько притягательной для меня. (Улыбается). Нет, мне просто было интересно с ним пообщаться и познакомиться. Я узнал, что он там будет, когда мы непосредственно приступили к съемкам. Когда меня утвердили, мне было просто интересно попробовать себя, показать, что я могу сделать. Я пришел на пробы на общих основаниях, без всякого таинственного блата, и мне это, конечно, очень импонирует.

— Стендап — это вы живой на сцене, кино — это игра и перевоплощение. Не возникает ли внутреннего конфликта: где заканчивается «комик Чебатков» и начинается «актер Чебатков»?

— Все равно на сцене ты тоже немного преображаешься, потому что ты говоришь и двигаешь не так, как в жизни. Ты периодически немного играешь других персонажей, когда что-то рассказываешь. Я думаю, разница вот в чем.

Находясь на сцене со стендапом, я все-таки следую за своими собственными желаниями и видением. Это мой сценарий, я его срежиссировал, написал, и там только мое существование, в фильме я просто исполнитель, и это важно помнить. 

Там есть свой сценарист, продюсер и, конечно, режиссер, который говорит мне, каким я должен быть, и тут актер должен быть пластилином. В этом смысле это разные вещи.

— Легко ли вам удается эту пластичность показывать на съемках?

— Пока со съемок меня не выгоняли, наверное, получается. (Улыбается) Но это довольно серьезное ремесло, которое, как мне кажется, я могу оттачивать, выступая на сцене. Все-таки это довольно большая практика — перед большим количеством людей изображать из себя кого-то. Я имею в виду показы тех же самых персонажей, которые находятся внутри истории. Этот опыт, в том числе, накапливается и позволяет говорить о том, что я, в принципе, могу сниматься в кино.