- Немного напряженно. Может быть, это связано с событиями, которые произошли полтора года назад в отношении храма святой Екатерины. Может быть, есть какие-то иные причины. Эта напряженность никому не была на пользу - ни епархии, ни обществу, ни даже власти. А в целом с обществом у епархии сложились очень хорошие отношения, мы по многим вопросам взаимодействуем.

 

 

- Не мое дело смотреть на политические подоплеки, мое дело заниматься организацией церковной жизни. Но я и не вижу объективных причин для того, чтобы были конфликты между епархией и властью, епархией и обществом. С самого начала я говорил, что у нас всех сегодня столько проблем, что нужно искать не поводы для конфронтации, а точки соприкосновения.

 

 

- Куда вы ни посмотрите, народ везде страдает, людям везде живется плохо, уверенности в будущем нет. Сегодня люди озлоблены. Они думают о будущей жизни, но она представляется туманной, не такой ясной, как было раньше у нас самих или у наших родителей, живших в Советском Союзе. Отсутствие уверенности в завтрашнем дне выбивает людей, и нужно прививать эту уверенность: народ должен жить лучше, он имеет право жить лучше, но это отнюдь не значит только торговать и веселиться.

 

Я боюсь впасть в восторженный тон, но меня восхитили труды Екатеринбургской епархии в социальной деятельности. Понимаете, все, что делалось в учебном плане, – известно на всю страну; учебники местного отдела религиозного образования используются всеми, мы в Ярославле их получали. Но то, что делается в социальной сфере, – грандиозно. Людей, нуждающихся во внимании, всегда было много, а сейчас их особенно много.

 

Много раз я был и в колониях, и в детских домах, в домах престарелых, и каждый раз чувствовал себя виноватым за все: за то, что бабушки при живых детях или внуках находятся в отвратительном состоянии, хотя это государственное учреждение. Недавно же я посещал Обитель милосердия епархии и был приятно удивлен атмосферой: там физически нет гнетущего запаха старости, нет ощущения бесперспективности, брошенности, свойственного большинству социальных заведений. Там живут старушки 105 лет, 102 лет, 98 лет – они почти все недвижимые, но лежат в чистоте, все прибрано. И это не ко мне готовились: я сказал лишь накануне, что приеду – за это время грязное помещение так никто бы не прибрал.

 

Тут уже я испытал чувство угнетенности за самого себя: сестры милосердия, священники, добровольцы находят время убрать утку, помочь старушкам, а я не нахожу.

 

 

- Когда я ехал в Екатеринбург, то знал, что это одна из самых развитых епархий нашей церкви, ориентир для многих. Здесь сделано столько, столько не сделано во многих епархиях вместе взятых. Я бы сравнил ее с Московской областью, где делается много, и с Белгородской, где развито взаимодействие церкви с обществом.

 

 

- У меня этого ощущения не возникло.

 

 

- Конечно, в первые же дни я встретился с губернатором Александром Сергеевичем Мишариным, с [сити-менеджером Екатеринбурга] Александром Эдмундовичем Якобом мы встречались дважды, встречался и с [главой города] Евгением Николаевичем Поруновым. Мы должны взаимодействовать, у нас общие задачи: они должны заботиться о народе, и мы должны заботиться о народе. Только у них ЖКХ, а у нас немножко другое.

 

 

- Миссия церкви – спасение человеческой души, для этого и строятся храмы, и оказывается благотворительная помощь. Разделять эти направления неправильно. Из тех забот, что у меня есть сегодня, могу озвучить одно – развитие духовного образования, то есть развитие духовной семинарии как научного духовного центра Урала. Необходимо чтобы она была в хорошем месте, обладала сильными кадрами и чтобы попасть в нее было престижно для любого абитуриента. Для этого мы переводим семинарию с Уралмаша в центр, к Троицкому собору, попытаемся сделать отличные условия для воспитания, жизни и преподавания.

 

 

- Мое искреннее убеждение, что «Основы православной культуры» - это забота государства. Все почему-то боятся, что это будет Закон Божий. Нет. Нужны именно основы православия как основа для воспитания патриота своей родины. Православие сформировало национальный менталитет, нашу государственность, и невозможно представить будущее нашей страны без православной культуры. Поэтому я считаю, что предмет «Основы православной культуры» должен вводиться как можно шире, но для этого должны быть подготовлены хорошие настоящие преподаватели, которые бы знали предмет не переквалифицировавшись из учителей научного атеизма, а будучи идеологически готовыми любить свою Родину и свою культуру.

 

 

- Он может похвалить как мнение «Единой России», так и любой другой партии. Наш народ – он гораздо более здоровый и умный, чем привыкли к нему относиться, и он сам разберется, с какой партией ему идти по жизни.

 

Вообще, любая партия – она разъединяет, и для меня, как человека русского и национально ориентированного, не имеет никакого значения, к какой партии человек принадлежит (кроме как к античеловеческим). Наша задача укреплять нравственность и духовный взгляд человека в этом мире, любить родину.

 

Меня поразило общение с одним местным чиновником, достаточно большого уровня, который на днях очень осторожно обсуждал со мной День народного единства, в том смысле, что это новый праздник, к нему надо готовиться. Когда было 7 ноября, всех спокойно строили в отряды и привозили, когда был День города (я был на нем), точно так же все районы одели в специальные одежды, выдали древки с названиями районов и привели. Ничего страшного в этом нет.

 

Но к Дню народного единства, сказал он мне, должно быть иное, осторожное отношение. Почему? Церковь дважды выступала инициатором народного освобождения страны: при преподобном Сергии, по сути заставившем Дмитрия Донского пойти против захватчиков, и при известных событиях 1612 года при патриархе Гермогене и преподобном Иринархе Ростовском Затворнике, когда ополчение было обязано освобождать Москву. Это было в момент, когда элита сдалась: она себя дискредитировала, отступившись от национальной идеи, от веры.

 

И сейчас мы обязаны прислушиваться к церкви, которая как минимум дважды сохранила страну.

 

 

- Я приглашаю на праздник и на крестный ход, который мы собираемся провести от Троицкого собора до площади Труда.

 

 

- А куда нам идти?

 

 

- А какой в этом смысл? Площадь Труда – это центр Екатеринбурга, отсюда начинался город.

 

 

- Про Екатерину пока подождите. 4 ноября мы идем из главного храма Екатеринбурга на место основания города. В этом есть смысл. Кроме того, мы идем в выходной день и не загрузим общественный транспорт. Это будет торжество народного духа, шествие, подобное тому, что идет в Москве от Казанского собора к Васильевскому спуску. В Ярославле у нас в таком шествии идут и коммунисты, и единороссы, и ЛДПР.

 

Я и здесь пригласил всех. И знаете, мне вообще удивительно, что это делает церковь, а не область или город. В принципе, это их дело.

 

 

- Пойду, конечно. Но какое это народное единство, если одна группа в одном месте, другая – в другом, а третья – в третьем.

 

 

- Пока не могу сказать, точно будет служба.

 

 

- Не совсем правильно, потому что я сказал так: сейчас нет разговора о том, где храм должен быть. Сейчас в сознании жителей должна быть мысль о том, что храм вообще должен появиться. Но это понимание не должно раскалывать общество, напротив, оно должно объединять. Поэтому я думаю, что сейчас не время к этому подходить. Переживем сложный период, будет понимание – будет встреча с губернатором, главой города, городской общественностью.

 

Конфликтов же нет: Александр Эдмундович [Якоб] сам предложил открыть храм на Ботанике. Для меня, конечно, когда мы обсуждали, было что Ботаника, что не Ботаника, но сейчас я понимаю – там 200 тысяч населения. И это нормальное предложение, чтобы в новом районе были храмы и чтобы в новых районах сразу закладывались храмы. На последней встрече с Поруновым я предложил закладывать не только место под храм, но и рядом – под детский сад. Людям нравятся такие площадки: у нас даже по кладбищу гуляют, потому что гулять негде, а тут появится такая хорошая возможность отдохнуть.

 

А вообще, я не понимаю ажиотажа по поводу собора святой Екатерины.

 

 

- Да.

 

 

- Есть вещи, которых нельзя касаться: нельзя смеяться над родиной, над родителями, нельзя их уничижать. Есть вещи, которые должны быть закрыты от осмеяния.

 

 

- (усмехается) Нет, не делал. Я слышал об этом. Могу привести вам одну историю. В Ярославле, вы простите, что я к этому постоянно обращаюсь…

 

 

- Уже не моя. Так вот в Ярославле долгие годы шли споры вокруг Толгской иконы Божьей Матери – это главная святыня Ярославля, она была явлена в 1314 году, ради этого был построен монастырь. В 1987 году он был откры, как первый женский монастырь в Российской Федерации, который быстро развился, и встал вопрос о возвращении иконы.

 

Директор музея, где находилась икона, была категорически против. Потом договорились, что за день до праздника и на сам праздник икону доставляют в монастырь, после забирают обратно в музей. А монастырь женский, и каждый раз там стояли слезы, вопли. Все это ужасно. Попытались договориться о создании в монастыре условий для хранения иконы, и в какой-то момент директор музея говорит: «Только через мой труп». Истинный крест, через месяц она умерла. Ее никто не тянул за язык – она сама на себя нарекла.

 

Потом мы с губернатором и министром культуры договорились и образ вернулся в монастырь, а система совместной работы – пример для других регионов, потому что при монастыре есть смотрительницы, которые работают в музее и отвечают за сохранность иконы – собственности российского государства.

 

Весь вопрос в решаемости, готовности пойти на решения. Мы живем в одной стране.

 

 

- Понимаете, даже в предреволюционный период прохладного отношения общества к церкви храмы были центром жизни, для их строительства выбирались самые лучшие места, самые лучшие проекты, и храм строили сообща. Сейчас тоже рядом нужен транспорт: не для того, чтобы зацепить прохожего, а чтобы людям было удобно. Торговые центры строятся с учетом транспортных потоков, с учетом удобства, а чем храмы хуже? Почему храм должен быть далеко? Необходимо учитывать возраст прихожан, часть которых всегда будет в пожилом возрасте. Хотите строить на задворках? Такое тоже было, и люди туда ходили. Но сейчас нет запрета на церковь, почему нужно скрываться?

 

 

- Я спрашиваю мнения. Вот сейчас перед вами мне предложили священника на одно из направлений – в реабилитационный центр. Мне говорят, что он – хороший. Но должно быть и мнение других людей. Мне сегодня реально нужен совет. А как я без этого? Мне с потолка брать людей?

 

 

- Простите, я практически требую, чтобы мне давали мнения о том или другом священнике, о приходах. При том, я спрашиваю не одного человека, я спрошу десять-двадцать человек, прежде чем сформирую мнение о человеке.

 

 

- Нет. Меня самого, может быть, кто-то не хочет видеть в епархии.

 

 

- Я же не местный, меня отправили сюда.

 

Но хочу заметить, что те священники, что приехали со мной, они не заняли ничьего места. У меня есть претензии к двум священникам, и я их озвучил на епархиальном собрании. Это самые худшие приходы в нашей епархии из тех, которые я посетил. У них есть год на исправление ситуации.

 

 

- Я приезжаю на приход, который открыт в 1990 году. Прошло 20 лет – там ничего не изменилось. Вместо икон, как в спешке делали, до сих пор фотографии. Уже выцветшие. Строительная грязь как была, так и осталась. Это возмутительно. В такой храм ходить неприлично. Вот это – проблема.

 

 

- Проблема неприятия священнослужителей может возникнуть. Священнослужитель - он же инженер человеческих душ, должен любить людей вне зависимости от того, пришел к нему бомж или директор завода, любить их одинаково и жалеть одинаково. Что касается Верхотурья, то я не считаю, что город с населением в 7 тыс. человек может дать священников и монахов на весь монастырь. В любом случае там будут приезжие, но это неважно. На Земле мы все приезжие, пришельцы. Все дело только в том, как поведет себя человек.

 

Обстановка в Верхотурье имеет другие объяснения. Если я правильно понимаю ситуацию, там существовала детская колония, в которой работали местные жители, – это было основное место работы многих людей, по сути, градообразующее предприятие. Когда колонию упразднили, открыли монастырь, многие вольнонаемные люди остались без работы, на улице. Мы уже дали задание, чтобы привлекали местных на разные работы.

 

 

- Авторитет Симеона Верхотурского непререкаем, его любили все. У верующих людей моего поколения это был самый почитаемый святой, очень массовыми были иконки, одна часть которых – святитель Николай, а вторая – праведный Симеон Верхотурский.

 

 

- Михаил, есть издание «URA.Ru», а есть, скажем, «URA2». И вот «URA-2» скажет: «Переплюну «URA.Ru» только так». Но из этого ничего не получится, потому что в одной организации прекрасный коллектив, умные люди, а в другом работают только за деньги, и даже за деньги туда набрать команду не могут – подергались, подергались и разошлись. Лавра не может быть искусственным действием, это место естественного притяжения.

 

Верхотурский монастырь – место естественного притяжения православных паломников. Чтобы создать там лавру, нужно развить монастырь, чтобы люди приезжали не просто так, но и исповедаться, пообщаться с монахами и священниками, остаться переночевать, задуматься. Да просто выйти в лес, походить по этим местам, остановиться на Туре… Место к этому располагает. За два месяца ко мне приехало человек тридцать друзей, и ни один не остался равнодушен, у всех это самое яркое впечатление. Как и у меня самого.

 

Поэтому нужно развивать духовную жизнь. Материальную базу сделать намного проще.

 

 

- Нет, они из самых разных сред.

 

 

- У меня уже есть. Недавно приходили друзья, они и в Ярославль приезжали. На Урале ярче выражена возможность к естественному мужскому общению. Здесь нормальная здоровая среда.

 

 

- Не буду говорить, со многими уже познакомился, и со многими – еще не успел.

 

 

- Один раз я здесь уже крестил. А в Ярославле я и крестил, и венчал своих студентов, друзей, их детей и внуков. Это зависит от общения, от того, насколько ты близок с человеком. Если мои друзья хотят повенчаться, почему я не должен этого делать?

 

 

- Для этого есть более духовные люди.

 

 

- Хороший вопрос. Чтобы Урал стал новой родиной, мне надо еще вжиться. Но могу точно сказать, что это моя, не чужая, епархия, я сродняюсь сердцем с этим местом, с людьми, с которыми я работаю. Многих я успел зауважать и полюбить.

 

 

- Пусть посмотрит на людей, которые верят, и сравнит с теми, кто не верит. Сама жизнь подводит людей к какой-то грани, рубежу, когда человек открывается перед Господом. Я подарю вам книгу архимандрита Тихона (Шевкунова), там очень интересный рассказ о том, как крестился [Булат] Окуджава. Главное понять, что Бог – это не картинка на стене, а выражение «Бог в душе» – это тоже абстрактное понятие. Бог – это конкретика, это Абсолют.

 

 

- Я родился в этой среде, у меня другого понимания не было. Просто у меня был период борения между церковными и нецерковными настроениями, но он был на заре ранней юности. Страшно не хотелось связываться с церковью, с бабушками, но прошло время, и я понял, что без Церкви мне не жить.

 

Я уехал с Урала не по своей воле, и сначала страшно загрустил по друзьям, почувствовал себя сиротой. Потом мне стало грустно без родителей, чего раньше не ощущал: убежал от родителей – вот он верх счастья. Потом я почувствовал острую нехватку Родины, русских людей – это было пронзительное чувство. А через эти этапы я понял, что не могу без церкви. А я и физически не мог туда идти, мне старший брат сказал: «Ты можешь ходить куда хочешь и когда хочешь, но помни, если в воскресенье ты сходишь на службу, то в понедельник я буду уволен». И мне приходилось ездить в далекий храм, прятаться.

 

 

- Патриарх Кирилл был избран на Поместном соборе абсолютным большинством голосов, он всегда проходил на первом же этапе. Патриарх – признанный лидер, у нас не было вариантов, и у него нет необходимости укреплять свой авторитет.

 

 

- В церкви всегда существует две позиции: одна более активного вхождения в жизнь общества, а другая – более закрытого, молитвенного склада. Но они не конфликтуют между собой. Вот все, кто в этом здании [епархиального управления], – они ведут невероятно активный образ церковной жизни, участвуют во всем, помогают больным, бедным и так далее. А есть те, кому это не нужно, – они могут создать свой приход или вообще уйти в монастырь. У нас есть епископы, которые уходили со своих постов, и живут в монастырях. Есть известные имена: Феофан Затворник, Тихон Задонский, они уходили от активной общественной жизни. Тихон Задонский, например, ушел с Воронежской кафедры, а полечившись некоторое время, подал прошение о возвращении на кафедру, но ему отказали, и он другим людям давал совет: прежде, чем откажешься, подумай много раз.

 

Так что возможности есть, а вот конфликта я как раз не вижу.

 

 

- Есть уже устоявшееся мнение о некоторых приходах, приход сам свидетельствует о своих доходах, и некоторая их часть уходит на общецерковные нужды. Когда мы говорим, что вы можете дать больше, то если священник согласен – то дает, если не согласен – обсуждаем.

 

 

- На сегодня, например, если говорить о финансовой составляющей Екатеринбургской епархии, то на ней – в нынешних границах - лежит нагрузка, практически аналогичная той, что была до ее умножения в три раза. У нас остались практически все отделы, и я сразу инициировал, что работа по миссионерскому, молодежному, социальному направлениям должна вестись не отсюда, не из штаба, а на местах, в приходах.

 

 

- Действительно. Я могу ошибиться в цифре, но, кажется, было 22 кружки, происхождение которых было непонятно. При этом, например, мы сказали Обществу милосердия, что кружку не поставим, но с этого месяца стабильно выделяем оговоренную сумму. Мне нужна ясная финансовая система, а все эти непонятности, когда пришел один, потом другой, каждый поставил по кружке – они ни к чему. Надо понимать, кому и на что мы передаем средства.

 

 

- Мне?

 

 

- Патриарх об этом неоднократно заявлял. Документ об этом должен был выйти в июле, но в нем нашли недоработки и он вышел в октябре.

 

Смотрите, вы сами ко мне пришли? Мне вчера говорили, что придет ваш директор.

 

 

- То есть вы не сами пришли. А вы как считаете, я пришел к Святейшему и просил: «А не послали бы вы меня, Святейший, в Екатеринбург митрополитствовать?». Извините, мы не ходим сами, мы идем туда, куда нас направляют.

 

 

- Буду. Мы с ним знакомы лет 25, если не больше, и я не вижу большой разницы. Мы общаемся так же, как и раньше, на те же темы, что и 20 лет назад.

 

 

- Поступательное движение должно быть всегда, человек немного застаивается: что владыка Викентий здесь, что я – там. Должна быть смена обстановки.

 

Я абсолютно убежден в верности решения Священного Синода в отношении владыки Викентия по Среднеазиатскому округу, в том плане, что для укрепления государственной позиции России, позиций Русской Православной церкви нужен именно такой человек.

 

 

- Подвижник, мудрый, тихий, умный, благодатный, благоговейный, человек, который может привлечь к себе. Русские сейчас разбегаются, а церковь является нашим оплотом в Средней Азии, и присутствие владыки Викентия цементирует эту ситуацию.

 

 

- Нет, что вы.

 

 

- Хотите посмотреть?

 

 

- Да, в соседнем доме, где жил владыка, там и я.

 

 

- Говорят, что тысяч 50. Рублей. Мне их подарили на прощание. Я их уже показывал [тележурналисту Евгению] Енину. Откуда у вас такой интерес к часам?

 

 

- Мне их подарили священники из Ярославля на прощание. Часы российские, механизм швейцарский, я думаю.

 

 

- Нет. Это перебор, у меня приятель-священник этим делом балуется.

 

 

- Конечно. Если люди признают Бога, не отвергают Христа, почему мы не должны с ними общаться? У нас байкерский клуб в Ярославле был сплошь из православных, их лидер – едва ли не староста в храме. У нас был крестный ход, точнее крестный езд – на праздник Толгской иконы Божьей Матери служба заканчивалась, я благословлял этот клуб, и они ехали по городу. У всех было хорошее настроение.

 

Главное, чтобы перебора не было. Если батюшка увлекается байкерством больше, чем службой, – это перебор. А если приоритеты расставлены правильно, батюшка общается с этими людьми, они через него узнают церковь, приходят к Богу.

 

 

- Что-что?

 

 

- Никогда. Я в жизни смотрел два сериала «17 мгновений весны» и «Ликвидацию». Мне очень понравилось.

 

 

- Хожу, но здесь еще ни разу не был. Я иногда покупаю продукты, удивляюсь, как современный человек умудряется прожить, имея семью, детей. У меня родственники есть. Племянник только неделю назад устроился на работу, а полтора года был без работы.

 

 

- (после непродолжительной паузы, с улыбкой) Тогда пусть и Ленинградскую заодно переименуют.