«Все внимание на Китай и наши переговоры. Этот поворот сейчас самый интересный», — главред «Говорит Москва» Сергей Доренко громыхал на планерке радиостанции, которую создал и раскрутил в считанные месяцы. В том числе, и на благодатных темах: присоединение Крыма, операция на Украине. С журналистами «URA.Ru» Доренко обсудил патриотизм, новый общественный договор, Владимира Путина — самого популярного политика на Украине, обмен гордости на поездки за границу, опасность чиновничьей плесени и ужасные новости — отсутствие внутри страны спроса на новости о стране. — В это воскресенье на Украине пройдут президентские выборы. Чего Вы от них ждете? — Завершится авантюра разрыва с Россией. Это произойдет точно. Мы же должны решить несколько задач: показать невозможность существования Украины, как окопа против России, невозможность выбора между Европой и Россией. И мы это доказываем событиями на востоке Украины, событиями в стране в целом. Как я сейчас понимаю, мы способны причинять боль бесконечно долго, пока люди не скажут, что осознали, что Украины против России не будет. Если нам это придется доказывать еще десять лет, то мы будем доказывать. Притом очень дешево. — А российской аудитории это интересно? — Интерес угасает, Украина надоела. Она стала привычным информационным мясом и заместила российскую жизнь. Все, что происходит у нас — это Украина. Главный украинский политик сегодня, безусловно, Владимир Владимирович Путин. А кто? Порошенко сравнится с Путиным? Нет. Даже теряя свой авторитет и значение, Медведев на лопатки кладет Яценюка. Правда же? Жизнь у нас стала выносная, как у колхозницы, которая ездит в город на дискотеку. Это страшно надоело, и хочется, чтоб вся история завершилась. У себя в эфире я с этим борюсь, пытаюсь расставить акценты, говорю: давайте жить своей жизнью, а не выносной. Но перебить этот драйв может что-то столь же драйвовое. Россия исходит из того, что весь драйв это смута, поэтому перебить тему тяжело. Может быть, это удастся лесным пожарам. — Если говорить о настроениях в обществе, то по реакции Ваших слушателей, которую Вы считываете, есть полнейшая поддержка действий России в крымском вопросе? Есть эйфория? — Да, это эйфория, но она связана не столько с Украиной, сколько с подъемом Русского мира. Здесь корень: русские живут чередой обманов со стороны Запада. Большинство просвещенных людей помнят, что мы были согласны на воссоединение Германии в 1989 году при условии, что ни один НАТОвский солдат не ступит на территории бывшей восточной Германии, никаких военных баз на этой территории не будет. Условно говоря, в Дрездене не будет военных, в восточной части Берлина не будет американских военных никогда. Вот пункт, откуда мы начали пятиться. Сегодня нам говорят о базах НАТО, почти уже готовых зайти на территорию Украины. — Вы считаете, что это тема широкого общественного интереса? — Москва очень привыкла жить столичными, геополитическими интересами — здесь это актуально. Люди широчайшим образом чувствуют оскорбление. До чего мы докатились? НАТО сейчас пытается прийти на Украину, и это точно уже ко мне домой! Но мы в своем дворе пацанов побьем, и не потому что мы сильно сильные или сильно модные, а потому что чувство земли нам поможет побить любых пацанов у себя во дворе. Понятно, что Луганск — это наша земля. И с какой стати ему становиться НАТОвской территорией? — А что Вас коробит в этом? Что оскорбительно в том, что Луганск — НАТОвская территория? — Потому что все это экспансия, оттеснение, вытеснение, ущемление и уменьшение России. Мы докатились до того, что землю моего деда заберет НАТО. Нет, ребята, вот этого не будет точно. Мы били и будем бить здесь всегда. Пусть вы амбалы и чемпионы мира по борьбе, но это наша земля, мы вас ножичками порежем здесь по-любому. Вам здесь нечего делать. Я же в Мексику не лезу. Если б я туда полез, и мне американцы накостыляли, я, наверное, сказал бы, что огреб поделом. И входящие в Луганск, Донецк и Харьков американцы должны понимать, что это моя земля. И я столько сколько захочу, столько кочергой буду шевелить у них в заднице. КО-ЧЕР-ГОЙ. — Сейчас в соцсетях идет активная дискуссия про поколение, выросшее за последние 25 лет, и активно критикующее операцию по присоединению Крыма. — Те, кто не поддерживал позицию России по Крыму, это люди одновременно и без сердца, и без интеллекта. — Дискуссия в соцсетях перешла в русло, что некая позиция поддержки интересов России вступает в противостояние с интересами свободного перемещения конкретных людей по миру, опасность санкций... — Этот мещанский взгляд не имеет никаких оснований, есть вещи, которые даже не обсуждаются. Вы подходите к проблеме возвращения Крыма, как к проблеме, имеющей два варианта ответа: «да» или «нет». А я подхожу как к проблеме с вариантами «да» или «да». Крым русский? Выбирайте: да или да. Крым должен вернуться к своей родине? Да или да. Крым должен быть русский и должен быть Россией? Да или да. Вы говорите, что существуют обстоятельства. Ну и что? Как это может отразиться на выборе между «да» и «да»? Никак. Крым русский. То, что было ранее, это было противоестественно. Я говорю как украинец и уроженец Крыма. Для Крыма не быть русским несовместимо с жизнью. — Наше агентство представляет российские регионы, где основным поводом переживания является перекраивание и без того сложных бюджетов после присоединения Крыма... — Это спекулятивные рассуждения врагов. Моих личных. Все, кто читал газеты и не вылупился вчера, как муха, разбуженная теплом, точно знают, что ровно год назад писалось о застое в экономике, как о состоявшемся факте. Цифры, с которыми мы подошли к сентябрю 2013-го, точно указывали, что рецессия, застой и стагнация начались. Мы остановились в развитии без всякого Крыма и без всякой Украины. Поэтому подтягивать одно к другому означает попытку обманывать людей. Если вы хотите меркантилизма, то я скажу, что Крым в высшей степени нефтеносное, как выяснилось, место, которое окупится в тысячи раз. В ТЫ-СЯ-ЧИ. Сейчас идут споры, кто и как будет добывать нефть. И мы должны сказать, что, с точки зрения меркантилизма, Крым — это гигантское приобретение. Если мы исходим из того, чтобы быть собой, быть русским человеком с чувством достоинства, то мы должны сказать, что Крым русский, и это не вопрос денег. Это вопрос самоуважения. — Хорошо, мы увидели, что можем изматывать врага. Но если будут экономические санкции, эйфория пройдет? У Вас какие ощущения? — Я на самом деле не в эйфории. Мир уже велик, огромен. Я сейчас уже получаю свидетельства того, как наши компании налаживают отношения с американцами через Астану, а против Астаны нет санкций. Есть какие-то необходимые технологические вещи, в которых мы отстали, и они нам нужны. Если их нужно купить в Америке, значит, купим через Астану. Надо будет — и через Баку, и через Ереван. Мы найдем, через кого их купить, и даже посреднических платить не будем. Когда был железный занавес, ГРУ привозило английские бомбардировщики. Неужели микросхемы не купим? — А лично Вы готовы к ограничениям, которые могут возникнуть из-за присоединения Крыма? Готовы отказаться от Visa, заграничных поездок, отдыха? — Конечно. Я один из самых передовых, не плачу кэшем. Я плачу только картой, не бываю в местах, где их не принимают. И я абсолютно готов отказаться, потому что если они ведут себя как враги, значит, они — враги. Для меня нет вопроса удобства, я его не ищу. Если бы искал, то давно уехал бы в Нью-Йорк. — И все же чего нам ждать, какие последствия возможны? Будут экономические реформы? Чего вы ждете этой осенью? — Осенью ничего не жду, думаю, что жира хватит на пару лет. Даже при негативном сценарии. А потом жду гениальности. Чем хуже ситуация, тем больше потребность в гениальных управленческих решениях. Можно быть идиотом Джорджем Бушем-младшим в Америке 2003 года, но нельзя быть им же в России в 2016 году. Значит, в 2016 году все ходы должны будут быть ГЕ-НИ-АЛЬ-НЫ-МИ! Лупить вхолостую уже нельзя. Если все пойдет, как сейчас, то в России 2016 года настанет спрос на гениальные управленческие решения. Только! Все остальные будут вести к катастрофе. — Основная дискуссия среди журналистов — о том, можно ли эту историю описывать журналистскими методами, стандартами, которые существуют в профессии, преподаются на журфаках, или только пропагандой? — Попробуем поставить в пример Америку. Там так устроено, что каждый человек, входящий в эстеблишмент, постоянно клянется в верности Америке. Это даже досаждает. Если вы живете и не клянетесь ежедневно в верности, не повторяете мемы о беременных темнокожих американках, больных СПИДОМ, не говорите о любви к Америке, то вам перестанут подавать руку. И не только клясться надо, надо давать деньги. Если вы зарабатываете миллион в год и не жертвуете оглушительно много тут и сям, вам перестанут подавать руку. Вот вам ответ. Если перенести на Россию — нужно постоянно клясться в верности к России, русскому миру, постоянно участвовать материально. И вы не можете претендовать на вход в элиты, если не участвуете в клятвах и деятельном материальном обеспечении. Либо вы патриот, либо фрик, но тогда уже не в элите. — То о чем Вы говорите, о присяге Русскому миру, это же абсолютно новая тема в политической повестке. До этого был простой общественный договор — я не лезу в дела власти, а она не лезет в мои. Значит, в стране появился новый общественный договор? — Да, появляется новый общественный договор между властью и гражданами. Он, к сожалению, тоже очень уязвим, потому что по русско-прусской традиции все запротоколировать его пытаются оседлать чиновники. Ответом может быть только накал патриотизма простых масс, которые будут требовать в ответ признания их гражданами. Естественно, если мы граждане, то мы участвуем, требуем отчета, решаем исторические судьбы страны, и пошло-поехало. Из возрождения Русского мира может следовать как построение гражданского общества, общества граждан-патриотов, так и затухание и чиновничья плесень. К сожалению, я вижу и то, и другое. Я вижу инициативы Госдумы, которые отдают плесенью. — Например? — Например, поиск другого гражданства. Этим не должно заниматься государство, а должна заниматься пресса — выявлять негодяев, которые недостаточно верны нашему Русскому миру и при этом пользуются им. Я хотел бы скорее опричнину, чем чиновничество. Хочу страстной гражданственности людей, которые найдут подобных лгунов, пробирающихся на государственную службу с двойной лояльностью. А она может быть при едином русском паспорте, без другого гражданства: может же совершенно спокойно быть политическая проститутка с одним паспортом. Но не нужно чиновникам лезть в спальню, искать паспорт в прикроватной тумбочке. — Навальный — это гражданское общество в том русском мире, о котором Вы говорите? — Он — гражданское общество в момент, когда как блоггер ловит коррупционеров за руку, несмотря на все наши подозрения, как он делает это. Мы подозреваем, что он делает это в чьих-то интересах, но как санитар леса вызывает желание поддержать. Пусть за бабло, но чистит. А Навальный, который идет против русского мира, начиная критиковать возвращение Крыма — враг. Мой личный. — А Навальный, идущий на выборы мэра Москвы? — Он был использован для их легализации. Почему его так поддерживали? Давали подписи? Сергей Семенович (Собянин) нуждался в красочном шоу, где нужны были клоуны и ряженые. — Таким образом, Вы допускаете, что представители гражданского общества будут участвовать в политике? — Они не могут, как Навальный, прямо предавать людей. С Крымом он предал. Прямые предатели Русского мира шансов не имеют. — Ваш прогноз: новый общественный договор заработает? — Истинный патриотизм будет, если будет доверие между гражданами и элитами. Если мы будем знать, что мы готовы на аскезу и на виртуальную войну с Соединенными Штатами, и наши элиты такие же — то мы на все пойдем. А если мы будем видеть, что они по-прежнему улетают в пятницу в Лондон, потому что их семьи там, то нафиг надо. Почему мы должны одни коротать тут? Тогда не пойдем. Очень простой критерий. Доверие между гражданами и элитами позволяет гражданскому обществу пережить любые проблемы. Недоверие превращает даже маленькую проблему в большую. Вот и посмотрим на это в 2016 году.

прочитать статью полностью