Новое препятствие в 13-летнем строительстве московского филиала Ельцин Центра: в третий раз меняется генподрядчик. Реконструкция усадьбы Долгоруковых-Бобринских — не только лакомый контракт, но и повод для общественных споров. На усадьбу потратили 1,8 млрд рублей, ее обещают открыть в декабре 2021-го, против выступает КПРФ. Исполнительный директор ЕЦ Александр Дроздов, курирующий стройку, дал эксклюзивное интервью URA.RU. В разговоре: как президентская структура отодвинула от работ представителей Ельцина, отберет ли филиал ресурсы у Екатеринбурга, каким должен быть Путин Центр. Как филиал ЕЦ ходит из рук в руки  — По нашим данным, на стройке московского филиала Ельцин Центра заказчик строительства — управление делами президента — уже в третий раз меняет субподрядчика. Это верно? — Получается, так. Уточню, что генподрядчиком в проекте выступает Ремонтно-строительное управление (РСУ) Управления делами. — Кем является новый субподрядчик? Конкурс прошел? — С подрядчиком мы уже познакомились. Это компания «СК Спецстрой», которой руководит Аслан Отаров («Отари групп»). Это очень надежный подрядчик, он занимался, в том числе, реставрацией объектов культурного наследия на юге России: в Краснодарском крае и в Крыму. И с конкурсом все в порядке. Хотя, если заказчик считает ситуацию в проекте критической с точки зрения сроков завершения работ, его право ввести подрядчика, как удобно. — А что произошло с прежним субподрядчиком? — С 2018 года его обязанности выполняла компания «Александрия». Прежде всего, как реставратор — они специалисты в этом деле. Но «Александрии» понадобилась помощь. Новая компания придет на место не «Александрии», а уже полноценно на место субподрядчика. — Как смена подрядчика влияет на дату открытия — декабрь 2021 года? — Никак. Управделами взяло на себя обязательство сдать объект в декабре. Что от нас зависело — мы сделали. В 2007 году вышло распоряжение правительства Михаила Ефимовича Фрадкова о передаче нам в безвозмездную аренду зданий [усадьбы] на Малой Никитской на 49 лет, с обязательствами привести их в надлежащий вид. Получив субсидию в 2009 году в размере где-то 700 миллионов рублей, мы провели противоаварийные работы, и компания «МВ-проект» [частый исполнитель московских госконтрактов] разработала проект. В Москве подготовить к запуску проект реставрации, реконструкции и приспособления со всеми согласованиями заняло пять лет. Затем центр Ельцина вошел в правительство с запросом на федеральную субсидию для завершения проекта. В 2016-м нам выдали полтора миллиарда рублей. В том же году управление делами президента, которое в договоре с нами представляет Российскую Федерацию предупредило, что само собирается завершать строительство. — По-вашему, почему так произошло? — Полагаю, что Управление делами решило, что своей собственностью оно распорядится не хуже, чем мы. Хотя я считаю, что и мы бы справились с этой задачей. На тот момент сроки завершения объекта звучали очень оптимистично — декабрь 2018 года. Но, к сожалению, по ходу стройки, выяснилось, что выбранный субподрядчик, «Ремтехник», не справляется со своими обязательствами. Но были и объективные сложности. По ходу работ «Ремтехник» выяснил, что некоторые конструктивные решения требуют корректировки. И, в этой связи, было принято решение зайти в Главгосэкспертизу повторно, и попросить еще дополнительно до 400 миллионов рублей. И эта процедура заняла много времени. — В связи со всеми бюрократическими препятствиями чувствуете ли вы, что внешнее сопротивление происходит по политическим мотивам? — Нет, это обычная бюрократия. Даже когда в «нулевые» годы нам выделили под фонд участок в 0,8 гектара на первой линии Большой Филевской улицы (тогда речь шла только о том, что фонд Ельцина построит свое здание в Москве, а про Екатеринбург вообще даже не задумывались), принадлежавший Минобороны. За два года мы собрали имущественный комплекс, по частям. И, когда мы, наконец, вышли на завершающую стадию проекта, выяснилось, что знаменитые сердюковские сотрудницы — они за это отвечали — [сотрудницы Минобороны Евгения] Васильева, [Екатерина] Сметанина эти непрофильные активы реализовали. И никакой политики за этим нет. Но Юрий Михайлович [Лужков, мэр Москвы], конечно, откровенно сопротивлялся реализации нашего замысла в Москве. Во многом памятуя те обиды, которые, как он считал, Борис Николаевич нанес ему, отказав в праве притязать на роль президента Российской Федерации. — Будущий филиал Ельцин центра — это самый центр Москвы, площадь Никитских ворот, «золотая миля» в километре от Кремля. Известно, что здесь — самый дорогой квадратный метр, стоимость которого может стоить и миллион рублей и больше… — Честно говоря, мы к этому не приценивались никогда. Потому что территория памятника в принципе бесценна. — В путеводителях по столице говорится: «Этот дом одновременно и усадьба, и дворец. Он богато декорирован барельефами со множеством фигур, балюстрадами, коринфскими колоннами. Сохранились люстры, наборный паркет». В нем Сергей Бондарчук снимал «Войну и мир». Вы как-то взаимодействуете с движением «Архнадзор», которое наверняка обнаружит какие-то изъяны в реставрации, когда филиал откроют? — Вы знаете, они уже приезжали не раз в 2009—2010 годах и ничего не обнаружили. Мы приглашали архитекторов-реставраторов из Ассоциация охраны памятников Великобритании. И они говорили: если честно, здесь мало что можно отреставрировать: потолочные росписи, потолки, двери. Пространство для реставратора не очень велико. На эскизах вы видели: аутентичной мебели не будет — это очень дорого, а интерьеры будут восстановлены. «Архнадзор» может и сейчас прийти, пожалуйста. А уж департамент культурного наследия столицы придет непременно, по долгу службы. Война — дворцу Ельцина? — А что насчет охраны физической? Вам идеологически противодействуют коммунисты: в ноябре 2020-го депутаты Госдумы Валерий Рашкин, Денис Парфенов и Ольга Алимова внесли законопроект, в котором они предложили предотвратить открытие Ельцин Центра в Москве, ссылаясь на «стабильно отрицательную оценку большинством граждан роли Бориса Ельцина в истории России». По их словам, Москва — не Екатеринбург. Как будет решен вопрос особой охраны и антивандальности особняка, представляющего историческую ценность? Будет ли центр президента, по 68-му ФЗ — о президентских центрах, охранять ФСО? — Нет, ФСО никакого отношения не имеет к 68-му закону. ФСО охраняет Наину Иосифовну и членов семьи Бориса Николаевича, поскольку они относятся к категории особо охраняемых лиц. Объект этого статуса не имеет, но там будет частная охрана. Что касается законопроекта, вносить его нет оснований — кроме желания использовать это как повод, дабы напомнить о своем существовании. Сначала отмените 68-й закон, поправку в 73-й, а потом требуйте отменить филиал в Москве. Ну, это несерьезно. — Хорошо, сейчас на улицах появилось выражение: «Мир хижинам — война дворцам». При возникшей протестной активности нет ли опасений войти в противоречие с массами, открывая филиал в усадьбе, во дворце? — Я лично противоречия не ощущаю. Потому что дворец дворцу рознь. И сильная сторона нашей позиции заключается в том, что никто в этом дворце (если его можно назвать дворцом — шесть тысяч квадратных метров) не собирается жить, ночевать. Это будет общественно-культурное учреждение, которое будет открыто для города. В экспозиции будет отражена, прежде всего, история дома и история семьи Бобринских. Там будет так называемый пушкинский музейный след. Это комнаты, где он жил перед женитьбой. И для [экспозиции про] Бориса Николаевича будет какой-то такой небольшой уголок. Мне кажется, достаточно будет, если мы как-то свяжем Екатеринбург и Москву: чтобы люди могли видеть онлайн, что такое Ельцин-центр в Екатеринбурге и наоборот. — А зачем тогда вам это здание? Архивы теперь располагаются в Екатеринбурге… — Ну, большая часть архива — здесь, в Москве. — Для чего нужно вам было так бороться за этот проект… — Если честно, мы за него не сильно боролись… — А как? Вы рассказываете, что много лет по бюрократическим кочкам скачете… — Знаете, для меня этот филиал — уже вопрос экзистенциальный: сколько это может продолжаться? Вот, уже 13 лет, от распоряжения [тогда премьер-министра РФ] Михаила Фрадкова, я этим занимаюсь. Есть показатели реализации проекта от зеленого поля до «под ключ». Россия традиционно в этом рейтинге на уровне Зимбабве, Конго — 6,5-7 лет. Но в нашем случае совсем долго. Я хочу просто завершить эту историю. Фонд Ельцина должен иметь собственный офис хотя бы. И он будет располагаться в этом здании на третьем этаже. Так получилось, что нам отдали именно такое помещение. — Что мешает вам здесь, например, снимать офис? [интервью проходит в одном из особняков в центре Москвы] — Деньги просто не хочется тратить большие. А там мы не будем платить за аренду, только за содержание: охрана, клининг, коммунальные услуги. — Это понятно. Но я смотрю на цифры: финансирование проекта из госбюджета первоначально составило 1,3 миллиарда рублей… — Сейчас еще добавили — теперь уже 1,8 миллиарда. Это же копейки, вообще говоря. — Ну, как сказать… — А сколько стоит «дворец» в Геленджике — так, на всякий случай? О чем мы говорим, вообще? И потом, извините, это мы не себе не дачный домик строим. Я повторяю: задача — восстановить памятник. Многие не понимают, что это дикая обуза. — Я не коммунист, но 1,8 миллиарда — на мой взгляд, это вопрос трат бюджета, денег каждого гражданина… — Чем обернулась эта трата бюджета? Тем, что в Екатеринбурге появился градообразующий объект. Вы не заметили? ЕЦ стал символом, средой обитания. Мы на это даже не рассчитывали. Мы очень опасались, что стена отчуждения, которая сопровождала нас с начала строительства — бесконечные подколы: «да они торговый центр устроят» — не рухнет. Рухнула быстро. — При этом растут государственные субсидии на ЕЦ: согласно вашей отчетности, с 2016-го по 2019-й годы они составляли 130—146 миллионов рублей ежегодно, а в 2021-м вы получили в два раза больше, 300 миллионов. — Мы и в прошлом году получили 300 миллионов. — А почему они выросли? — Потому что выросли затраты на содержание центра в Екатеринбурге: свет, тепло, вода, охрана, уборка 80-ти с лишним тысяч метров, работа обеспечивающих систем. Даже ремонт фасада: он всем нравится, но эти лампочки надо иногда менять. И где-то порядка 40 миллионов в год — заработная плата 150 человек. 300 миллионов — это меньше половины того, что нам нужно. Все остальное мы зарабатываем. В 2019 году мы почти к нулю подошли. А в прошлом году мы не добрали половину бюджета из-за эпидемии. — И на Урале переживают: если будет открыт московский филиал Ельцин-центра, то центр в Екатеринбурге угаснет, будет получать меньше финансирования, потому что внимание будет уходить на московский филиал. — Сопоставлять эти проекты невозможно, как сравнивать футбол и пляжный футбол. Все интересы нашей уставной деятельности — они связаны с Екатеринбургом. В Москве же, повторяю, просто нет территории для реализации наших программ. Где строить Путин Центр? — Рассчитываете ли вы в декабре устроить торжество, как это было в Екатеринбурге, когда приехали Путин, Медведев, московская тусовка в полном составе? — Мы хотели бы провести церемонию, но в таком масштабе это просто неосуществимо. И вряд ли церемония требует присутствия первых лиц: это же филиал, они уже были на открытии в Екатеринбурге. — Путин — преемник Бориса Николаевича. — И зачем второй раз появляться? — Продемонстрировать отношение к предшественнику. — Захочет — придет, это не самоцель. Понятно, что это событие заслуживает внимания как минимум московской власти, министерства культуры. — Я понимаю, что вы по должности своей хорошо знаете 68-й федеральный закон. Правильно ли я понимаю, что Путин вполне имеет юридическое право уже сейчас на свой Путин-центр. Потому что он был не только действующим, но уже и сложившим полномочия президентом. — Да, вы правы абсолютно. И даже 68-й закон его как-то мягко к этому обязывает. Но я не знаю, по каким соображениям он решил пока не строить центр. — А это было бы ему выгодно? — Первые восемь лет Путина — это счастливые годы, «тучные». Почему бы не оставить в президентском центре такую светлую память. А потом можно добавить еще восемь или 28. Одно же другому не мешает. Не знаю, кто первым возьмет на себя создание президентского центра: Медведев или Путин. Мы хотели бы, чтобы у них получилось тоже. Потому что очень трудно быть первыми и пока единственными. Вы видите, как волнует прогрессивную общественность наличие Ельцин-центра. А у Путина, с точки зрения патриотов, больше оснований строить такой центр. — Вопрос — где его строить. У Медведева, например, есть особняк на Волхонке как у первого замглавы Совбеза. — Это не его особняк, вообще-то. Это тоже памятник. И я прекрасно знаю это здание: оно совершенно непригодно для того, чтобы там разворачивать президентскую библиотеку, центр исторического наследия. Это жилой дом, из которого советская власть сделала контору. — Путин-центр в каких городах открывать нужно: в Москве и в Сочи? — Вообще-то, [его] Родина — все-таки Ленинград. И у Медведева тоже. — То есть, на Родине нужно открывать. — По идее, да, конечно. А в Сочи он может открыть филиал. Если захочет. — Ну, учитывая сроки и масштаб правления Путина может ли быть такое, что филиал Путин-центра должен быть расположен в основных городах страны? — Ой, вообще… [смеется] — Президентским центром должно быть новое здание, или, например, это может быть дворец в Геленджике? — Да, может быть и так. И американский опыт, и наш говорит: идеально размещать президентские центры в собственных проектах, не связанных ни с историческим наследием в архитектуре, как в Москве, ни с недостроем, как это было в Екатеринбурге. — Вы говорите: «нам не дали, чего мы хотели». А почему не получилось пролоббировать строительство центра с нуля? — Федеральное правительство вкладывалось зданием, в котором президентский центр, как ядро, занимает там всего 20 тысяч квадратных метров. Все остальное — это коммерческие площади — то, что будет кормить. И мы с этим согласились. В 2009-10 годах в этом был смысл, честно говоря. Потом экономическая обстановка поменялась. И, когда я говорю о собственном нашем опыте — это я говорю о том, что очень сложно было вносить изменения в конструктив, для того чтобы там прорубать лестничные проемы, менять запланированный уже существовавший в бетоне профиль бассейна на киноконцертный зал, причем, менять угол наклона, на противоположный. — Достроите московский филиал — будете претендовать еще на отдельный проект центра? — Нет, а зачем? — Например, чтобы был еще центр, созданный с нуля. — Ну нет, вы о чем.

прочитать статью полностью