Путин и Трамп начали большую игру вокруг Сирии

Президенту России Владимиру Путину и его американскому коллеге Дональду Трампу важна Сирия с точки зрения интересов их стран. От сохранения авиабазы Хмеймим и порта Тартус зависит влияние Москвы не только на Ближнем Востоке, но и в Африке, заявил в интервью URA.RU доктор политологии Университета Зальцбурга, старший преподаватель кафедры теории и истории журналистики РУДН, эксперт Российского совета по международным делам Камран Гасанов. По его мнению, президент Сирии на переходный период Ахмед аш-Шараа пытается заручиться поддержкой Штатов, но это вовсе не значит, что Россию пытаются выдавить. Ближний Восток был и остается местом тонких геополитических переплетений — в Сирии они особенно плотные.

— Что значит первый с 1946 года официальный визит президента Сирии в Вашингтон и его переговоры с Трампом 10 ноября?

— Новые сирийские власти добиваются международного признания. Все-таки США — один из ведущих игроков в мире. Для аш-Шараа эта встреча важна с точки зрения политической репутации, международной легитимности, экономики, потому что Штаты не до конца еще сняли санкции с Сирии, он пытается наладить отношения с Трампом.

Это диверсификация внешней политики. Аш-Шараа установил тесные связи с Турцией, у него контакты с монархиями Персидского залива, он приезжал в Россию, сейчас — США. Не удивлюсь, если после этого визита он отправится в Китай. Аш-Шараа пытается заручиться поддержкой всех, тем самым компенсируя пока что достаточно уязвимое и международное, и внутреннее положение нынешнего сирийского руководства.

— А если рассматривать эту встречу со стороны США, пытаются ли Штаты вытеснить Россию из Сирии?

— Пока не видно, чтобы администрация Трампа использовала Центральную Азию, Южный Кавказ, Ближний Восток, в частности Сирию, как противовес России. Именно в формате вытеснения России американцы это не преподносят. Этим они, кстати, отличаются от Евросоюза, который ставил одним из первых условий тесных отношений с Дамаском, чтобы сирийцы закрыли российские военные базы.

Понятно, что конкуренция есть, в Сирии много игроков, без геополитики не обходится. Сирия занимает стратегическое положение на Ближнем Востоке, очень важна для США, возможно даже больше, чем Афганистан. Эта страна граничит с Израилем, а это — одна из магистральных тем Трампа.

Это место, где сохраняются американские военные базы, Трамп должен согласовать их дальнейшее присутствие с сирийским лидером, потому что аш-Шараа хочет установить полный контроль над Сирией, территории с курдами он тоже намерен полностью прибрать к своим рукам — именно там находятся американские военные, нефтяные месторождения.

Еще в прошлое президентство Трамп обещал вывести войска из Сирии, их сократили, но там есть американские базы, они никуда не делись.

При всей хилости нынешнего сирийского режима, он постепенно укрепляется при поддержке других игроков. Трампу приходится с ним считаться во имя американских стратегических, нефтяных, экономических интересов.

— Заинтересованы ли США в расширении военного присутствия? В СМИ промелькнула информация, что американцы собираются разместить военный контингент на авиабазе в Дамаске…

— Пока в Дамаске опровергли эту информацию, но часто бывает так, что подобные инсайды в итоге перерастают в реальную историю. Никакие сценарии исключать нельзя. Этот вариант, возможно, обсуждается в закрытом формате.

Фактор Израиля в американо-сирийском треке занимает чуть ли не 50%. Размещение военных позволило бы снизить напряженность, это был бы американский щит от агрессии Израиля, который постоянно совершает налеты.

Дамаск использует все инструменты, лишь бы защитить себя, одновременно пытаясь наладить отношения с Израилем. Аш-Шараа намекал, что они готовы отказаться от Голанских высот, если Израиль прекратит свои нападки.

Сирийцы, кстати, еще предлагали российским военным возобновить патрулирование южных районов страны, чтобы оградить себя от Израиля.

— Возможно ли совместное присутствие и российских, и американских военных на юге Сирии?

— Этому препятствуют двусторонние отношения России и США: урегулирование конфликта на Украине никак не продвигается. Все упирается в Украину. Пока там не будет прогресса российско-американские геополитические или экономические проекты будут заморожены.

В принципе, такое возможно. У России и Турции был опыт совместного патрулирования в Сирии, хотя Турция — страна НАТО.

Сейчас я не верю, что Россия и США, не разобравшись с главным — Украиной, будут плечом к плечу защищать Сирию от Израиля. Тем более сирийские власти пока не прояснили окончательно статус российских военных, этот вопрос пока не до конца урегулирован.

— 15 октября в Кремле прошла первая встреча Путина с президентом Сирии аш-Шараа. Дмитрий Песков, отвечая на вопрос URA.RU, сообщил, не уточнив детали, что лидеры обсуждали судьбу российских баз. Позднее глава МИД Сирии Асаад аш-Шибани заявил, что соглашения, заключенные при Башаре Асаде, приостановлены, новых договоренностей нет. От чего вообще зависит судьба российских баз в Сирии? Есть ли сигналы указывающие на то, что они сохранятся?

— Ситуация находится в подвешенном состоянии. Это зависит от того, какой курс в отношении России решат проводить новые сирийские власти. Еще один фактор: аш-Шараа без контроля над всей страной, и если он его получит — это могут быть два разных политика.

Пока он находится в позиции уязвимого игрока, который нуждается в России больше, чем Москва в нем. Он не спешит делать какие-то резкие шаги, отмечает стратегическую важность связей с Россией, подчеркивает их историческое значение и не ставит ребром вопрос о том, что Россия должна уйти. Когда аш-Шараа приходил к власти, он даже намекал, что российские базы могут остаться.

Аш-Шараа не будет спешить с вопросом российского военного присутствия, пока есть угроза распада Сирии из-за того, что не подавлены очаги сопротивления со стороны грузов, алавитов, не говоря уже о курдах, пока есть угроза со стороны Израиля.

Тут еще тоже все связано с геополитическим противостоянием России и Запада. Это негативно сказывается на Сирии и дополнительно создает вопросы о судьбе наших военных баз. Например, обсуждается вариант трансформации российской авиабазы (Хмеймим. — Прим. ред.) под гуманитарные цели. Вряд ли мы будем сейчас принимать самолеты Евросоюза, Штатов, с которыми у нас конфликт.

— Совбез ООН 6 ноября снял санкции с сирийского президента. Это стало редким в наши дни актом единения, только Китай воздержался, остальные все проголосовали единодушно. До этого и американцы, и европейцы отменяли различные ограничения в отношении Дамаска. С революции в Сирии прошло меньше года, насколько вообще устойчиво себя чувствуют нынешние сирийские власти, многого ли удалось достичь?

— Тут стоит выделить внутреннюю и внешнюю легитимность. С международной точки зрения удалось добиться больше.

Крупные игроки, несмотря на противоречия между друг другом, принимают аш-Шараа с распростертыми объятиями, пытаются выстроить с ним диалог. Он играет на конкуренции других стран, будет продолжать это делать. Президент Сирии посетил Эр-Рияд, Анкару, Москву, Вашингтон, к нему приезжали европейцы.

Во внешнем контуре главная проблема — Израиль, который периодически бомбит Сирию и даже наносил удар по резиденции аш-Шараа. Это очень серьезно, он не чувствует себя в безопасности.

Во внутренней легитимности они преодолели очень много испытаний. Дамаск жестоко подавил протесты алавитов, с друзами это не получилось — вступился Израиль, пришлось выводить оттуда свои силы. Вопрос с курдами, которые то отказываются от присоединения, то требуют какие-то условия, автономию, это долгосрочная проблема. Пока она не будет решена, сложно говорить о полном контроле. Нет единства сирийской нации.

Плюс должны пройти выборы по итогам, если страна все-таки объединится. Пока нет равного распределения должностей среди этнических и религиозных меньшинств.

— Российская сторона не раскрывает никаких конкретных деталей о переговорах с сирийцами, связано ли это с неопределенностью в Сирии, с тем, что Москва пока присматривается к новым властям, прежде чем заключать какие-то долгосрочные соглашения?

— Этот момент играет роль. Вдобавок Москва выжидает самой реакции аш-Шараа. Если он определится по военным базам или каким-то проектам, Россия готова будет вести диалог.

Сейчас нет ясности в российско-сирийских отношениях, потому что ее нет в самой легитимности и стабильности аш-Шараа. Еще не все устаканилось, как только это произойдет, будут уже переходить к долгосрочным вопросам.

Это касается не только отношений Дамаска с Москвой, но и с Западом. Там еще не сняли все санкции с Сирии, рано заключать соглашения с Boeing, Airbus, или компанией Total по разработке нефтяных месторождений.

Пока сирийские власти находятся где-то посередине между действительно законной властью и тем состоянием, в котором был Башар Асад, когда его объявили в розыск и предлагали миллионы долларов за его голову.

— Революция в Сирии прошла при явной поддержке Турции. Сохранила ли Анкара свое влияние?

— Первые месяцы после захвата власти ни у кого не было сомнений, что Турция — спонсор аш-Шараа номер один, а его правительство полностью опирается на поддержку Анкары. Достаточно быстро аш-Шараа начал снижать это влияние, он стремится не быть в однобокой зависимости от Анкары. Не случайно он сперва съездил в Эр-Рияд и встретился с арабами, не просто так он и в Москву приезжал, несмотря на то, что мы недавно стояли по разные стороны баррикад.

При этом Турция все еще остается доминирующей силой во всех смыслах, она помогает выстраивать политические институты, тренирует армию, строит свои военные базы.

В шутку говорят: “Турецкие военные — единственные, кто может пройти по Сирии от севера до юга, от запада до востока не будучи арестованными”. Они чувствуют себя хозяевами, как в своей стране.

У Турции есть рычаги давления, там находятся миллионы беженцев, которых Эрдоган может взять и всех обратно насильно перевести в Сирию. Аш-Шараа это прекрасно понимает, ему это не нужно. К тому же он не забывает, благодаря кому пришел к власти, хотя на Ближнем Востоке часто отрекаются от своих союзников. В данном случае президент Сирии принимает реальность, что Турция — ведущий игрок.

— Мешает ли это интересам России?

— Пока мы этого не видим. Если бы аш-Шараа ставил бы какие-то ультиматумы, что Россия должна уйти, можно было бы это как-то связать с давлением со стороны Анкары. МИД Турции говорил, что Сирия сама должна решить, как ей поступать.

Вообще, аш-Шараа мог приехать в Москву в рамках линии монархий Персидского залива, которые хотят минимизировать доминирующее влияние Турции. В Сирии могут совпасть интересы России и стран Персидского залива, они заинтересованы в возобновлении работы патрулей российской военной полиции.

— Какие у России интересы в Сирии помимо военных баз, геополитики? Есть ли перспективы в экономическом сотрудничестве?

— Нефтяные месторождения, хоть они, конечно, не в таком изобилии, как в Кувейте или Эмиратах, но они есть. Все эти годы гражданской войны мы не могли там работать из-за того, что регион Евфрат принадлежал курдам. Если Сирия объединится и мы подпишем с ней новое соглашение, российские компании смогут там присутствовать и навязывать конкуренцию западным игрокам.

Сирия всех интересует с точки зрения местоположения, это окно в Средиземное море, наше присутствие тут важно. Это также регион между Россией и Африкой, где у нас есть интересы. Сирия — ступенька, чтобы проецировать свое влияние на африканский континент.

Не стоит забывать, король Саудовской Аравии в первый раз приехал в Россию, когда мы ввели войска в Сирию, до этого он никогда к нам не приезжал, появился ОПЕК+.

Мы показали силу, отправив войска в Сирию. Региональные страны стали с нами считаться. Геополитика так и влияет на экономику.

Это выгодно и самой Сирии, которая хочет, чтобы мы участвовали в восстановлении страны. Да, для нас это затраты, но любые инвестиции, даже такие, потом рано или поздно оправдаются. У России усилится присутствие, можно получить преимущества при разработке нефти, строить транспортные коридоры и узлы руками российский компаний.