У героя нашей публикации была лишь минута, чтобы решить свою судьбу: или он останется в этом месте в качестве объекта всеобщей ненависти или подвергнет свою жизнь риску, но вновь будет полезен обществу. Именно так осужденный по ужасной статье режиссер, снявший фильм по произведению Владислава Крапивина в Тюмени, попал на СВО. О своем опыте в зоне боевых действий и пребывания под следствием он рассказал в откровенном интервью с агентством URA.RU. — Почему вы отправились на СВО именно в качестве врача? — Я подписал контракт в 2023 году. Никто не принуждал, но дали время подумать — традиционно минуту. Для меня это стало точкой невозврата. Я понимал, что в мои 50 лет и с моими отнюдь не богатырскими физическими характеристиками штурмовик из меня никакой. Однако у меня есть незаконченное медицинское образование, реальные навыки. Плюс, я из медицинской семьи. — Как проходила первая боевая задача? — Я был распределен в ЛНР. Сразу после трехнедельной подготовки на полигоне нас отправили на боевое задание. Находился я на передке безвылазно в медицинском блиндаже на точке сбора раненых. Туда их либо приносили, либо они доходили сами, если были в состоянии. Здесь мы организовывали перевязку, сортировку и первую помощь. В дальнейшем раненных эвакуировали глубже в тыл, где с ними уже работали хирурги. Я отвечал за последующую эвакуацию из зоны боевых действий. Каждая такая поездка сопряжена с риском: дрон, мина, внезапная смерть пациента. И каждый раз молишься, чтобы вернуться. — С какими ранениями приходилось встречаться? — Сложные случаи сплошь и рядом. Помню, принесли парня, у которого не было плеча — его просто разворотило. Он остался жив, что чудо само по себе, но уйти мог в любую минуту. Благо все для помощи с собой было — и капельница и препараты. Успели стабилизировать. Часто ранения получают из-за беспилотников. Видов дронов множество, однако один из самых неприятных — «птички-камикадзе» с кассетными боеприпасами, которые разрываются небольшими тонкими цилиндрами. — А вы сами получали ранения? — У меня было несколько ранений. Однажды на боевом задании нас обнаружила «птичка» (дрон — прим. ред.). Все побежали врассыпную, и я в том числе. Очень неудачно приземлился и сломал голеностоп. Но даже мысли не возникло остаться или пойти назад, потому что я единственный медик. Похромал вперед, хоть комбат и ругался, что группу задерживаю. Так все те три дня, что мы были на задании, и хромал, но занимался перевязкой, транспортировкой раненых. — Оказывались ли вы сами на грани смерти? — Был случай. Я находился в блиндаже, и вдруг «бац», и все медикаменты на полке разбились. Оказалось, к нам залетел дрон, разорвался. Рядом раненый отдыхал. Парня спасло то, что он лежал на полу, а меня — что линия входа в помещение была чуть-чуть под углом. Но вообще таких ситуаций, когда смерть ходила рядом, было очень много. Со временем к этому привыкаешь. — Что вам дало участие в СВО?- — Я был удостоен государственной награды «За спасение погибающих» и Ордена Жукова, которые мне присудил президент России. Также совсем недавно получил и третью медаль — «Участника СВО». Благодаря тому, что мои заслуги были отмечены на государственном уровне, с меня сняли все обвинения по уголовному делу. — По какой статье вы были осуждены? — Я подписал контракт в местах лишения свободы. Меня осудили по статье о развратных действиях в отношении несовершеннолетнего, не достигшего 14-летнего возраста. Это 132 УК РФ. Суд признал меня виновным и приговорил к заключению на 14 лет. Впоследствии был пересмотр уголовного дела. Сторона обвинения сообщила в суде, что не имеет ко мне претензий, а все данные против меня показания в самом начале были даны под давлением следствия. Мне сменили статью на 135 УК РФ и смягчили наказание до шести лет лишения свободы. О моем деле вы могли слышать. Оно известное. Меня зовут Илья Белостоцкий. Актер и экс-режиссер киножурнала «Ералаш». — Напомните свою историю? — У моей подруги-актрисы есть сын. Однажды мы с парнишкой, на тот момент ему было почти 13 лет, посетили один из столичных театров вдвоем, поскольку мать была на съемках. Вечером после спектакля мать подростка еще не освободилась, и было непонятно, когда у нее закончатся дела. Поэтому мы решили: ее сын поедет ко мне, чтобы не оставлять без присмотра, а наутро я передам его с рук на руки. А 12 октября 2020 года ко мне в квартиру ворвалась группа захвата. Думаю, меня просто захотели убрать кое-какие люди. Первые 23 часа под следствием были сложнее, чем СВО. — Вы утверждаете, что невиновны. — Да. — Как к Вам отнеслись сокамерники? Все же эту статью в тюрьмах не уважают. — Местные авторитеты самостоятельно разбирали суть моего дела. Их вердикт — человек несправедливо сидит. Из-за этого ко мне вопросов не было. Просто работал в библиотеке. — Ваша ситуация действительно вызвала большой резонанс в обществе. Как вы справлялись с волной неприязни? — Тогда это меня очень травмировало. Но человек привыкает ко всему. И я принял тот факт, что 90% нашей страны меня горячо ненавидят. Остальным 9% на меня вообще плевать, а оставшиеся единицы — это люди, которые меня знают и поддерживают. — А почему у вас до сих пор нет детей и жены? — То, что у меня нет жены не значит, что у меня нет женщины. А что касается официальных отношений, то мой образ жизни не располагал к семейной жизни: постоянные съемки, разъезды. — Каков Ваш статус сейчас? — После пересмотра дела мой срок сократили с 14 лет до шести. Теперь я больше не зэк. Обвинения с меня сняты. — После того, как Вы прошли такой путь, что значит для Вас СВО? Это искупление или наказание? — Об искуплении говорить не приходится, потому как искупают вину. О наказании говорить не приходиться, так как наказание бывает за вину. Соответственно, для меня СВО — это возможность помочь стране и способ вновь оказаться нужным. После последних лет у меня, знаете, как будто атрофировалась функция «строить планы». Живу моментом. Сейчас я в отпуске, но через пару дней возвращаюсь на СВО.

прочитать статью полностью