Остановил реакцию распада: как директор озерского «Маяка» Фетисов сохранил атомный комбинат в лихие 90-е

Горбачевская программа полной ликвидации ядерного оружия, тотальная радиофобия после Чернобыльской катастрофы 1986 года, наконец, накопленные на «Маяке» радиоактивные отходы. С такими серьезными вызовами столкнулся назначенный в 1989 году генеральным директором ПО «Маяк» (Озерск Челябинской области) Виктор Фетисов.

Но даже в тот момент только в страшном сне можно было представить, что через какие-то два года Советского Союза не станет, а финансирование из бюджета даже потенциально опасных атомных предприятий будет свернуто. К каким катастрофическим последствиям мог привести крах «Маяка», и как последний «красный» директор спас предприятие от распада — читайте в материале URA.RU.

Позвал «Маяк»

Биография уроженца села Дергачи Саратовской области Виктора Фетисова типична для времен СССР. Он переехал в закрытый Озерск (тогда Челябинск-40) в 17-летнем возрасте. В 1961 году с отличием окончил Южноуральский политехникум и был направлен техником контрольно-измерительных приборов. В 1967 году окончил Озерский технологический институт МИФИ по специальности «Автоматика и электроника», получив квалификацию инженера-физика. Дальше его карьера пошла вверх — инженер-приборист, заместитель главного прибориста реакторного завода, секретарь парткома (1979-1981), главный инженер приборного завода (1981-1987). Под его руководством прошла реконструкция и техническое перевооружение производства, усовершенствованы системы контроля и автоматизации технологических процессов.

Управленческий талант Фетисова заметили партийные функционеры: и в марте 1987 года он был назначен сперва вторым секретарем горкома КПСС Челябинска-65, а вскоре председателем горисполкома и первым секретарем горкома КПСС. То есть, выражаясь современной терминологией, стал мэром закрытого города. А в декабре 1989-го был назначен директором ПО «Маяк». Отличное знание проблем «запретки» помогало ему комплексно относиться и к проблемам градообразующего предприятия.

«Мы вместе с Фетисовым ездили в командировки, и я видел, какие выверенные и абсолютно правильные решения он принимал как руководитель. Как надо влиять и воздействовать на нужные рычаги для принятия назревших решений. Очень много времени ему приходилось уделять работе с Москвой, где нужно было выбивать какие-то финансовые средства или даже оборудование. Оно хоть и обновлялось планово, но не всегда успевало за прогрессом. Поэтому нужно было обновлять и станки для металлообработки, и контрольно-измерительные приборы, и многое другое. Также в те годы, несмотря на все финансовые трудности, Фетисов уделял очень большое внимание физзащите предприятия. И вот в этих вопросах его очень большая заслуга перед комбинатом», — рассказал URA.RU Сергей Ключников, в разные годы начальник ОТК и руководитель химико-металлургического завода ПО «Маяк».

«Как на пороховой бочке»

С момента запуска на Урале первого промышленного ядерного реактора, атомной катастрофы 1957 года и безудержной гонки вооружений на «Маяке» и промышленных водоемах скопилось огромная масса радиоактивных отходов, за что жители соседних населенных пунктов, да и многие южноуральцы называли закрытый город «атомной помойкой». Как рассказывал сам Виктор Фетисов, к началу 1990-х на химкомбинате только в емкостях хранилища скопилось более 600 миллионов кюри радиоактивных отходов. Еще 120 миллионов — в печально известном озере Карачай, куда с 1951 года сбрасывали отходы, в том числе уран, плутоний и жидкие продукты переработки топлива.

«Полный беспредел на самых высоких уровнях. Одно дело закрыть консервный завод или шахту, что тоже плохо, а другое дело — наше предприятие... Поймите меня правильно. Когда не дают средств предприятию, занимающемуся выпуском тракторов, танков или телевизоров, — это тоже наверное плохо. Но если эти заводы закроются, то никаких вселенских катастроф не произойдет. Если же на „Маяк“ повесить замок, то произойдет вселенская катастрофа. Нас закрыть невозможно, такова специфика производства: уран, плутоний, радиоактивные отходы — за всем этим нужно наблюдать, охранять, принимать определенные меры предосторожности. Если „Маяк“ закрыть, то произойдет именно вселенская катастрофа. Таковы реалии, и все власть предержащие должны это осознавать. Обладать статусом ядерной державы — тяжелое и ответственное бремя. Особенно в нынешней сложной ситуации. Но нам от этого никуда не деться...», — настаивал Виктор Фетисов.

С этим опасным багажом «Маяк» вступил в эпоху перестройки — разрыва хозяйственных связей, сворачивания важнейших государственных программ и урезания бюджетного финансирования. Отлично осознавая угрозу глобальной экологической катастрофы, «Маяк» был вынужден финансировать работу с отходами из своих средств. Ради этого даже приходилось влезать в долги перед ресурсоснабжающими организациями, в том числе «Челябэнерго».

«Еще в 1993 году были приняты программы по радиационной реабилитации Урала, а также Закон о социальной защите населения, пострадавшего в результате взрыва 1957 года и сбросов радиоактивных отходов в реку Теча. По этой государственной программе — сейчас она называется федеральной — нам должны были выделить средства. Но за последние пять лет финансирование составило всего 2,5 процента от того, что намечалось.

Более того, в уходящем 1996 году нам не выделено ни копейки! Несмотря на такое положение, мы не прекращаем работ по закрытию Карачая и строительству жизненно необходимых установок. Только в этом году в Карачай "закопано" 19 миллиардов рублей собственных средств. Если бы «Маяку» отдали долг в 228 миллиардов, в город сразу же бы пришло минимум 45 миллиардов налогов. Город бы вздохнул! Мы рассчитались бы с Челябэнерго, да и остальные проблемы разрешили постепенно», — с досадой говорил Виктор Фетисов в интервью местной газете «Озерский вестник».

Стоп, реактор

При Викторе Фетисове были остановлены все уран-графитовые реакторы, запущенные на комбинате с 1948 по 1952 годы для выработки оружейного плутония. Они были созданы в рекордно короткий срок, позволили создать атомное оружие в СССР и купировать шантаж со стороны США. Их мощность в разные годы увеличивали, а срок эксплуатации продлевали. Но после подписания в 1987 году соглашения между Россией и США все они — А, АИ, АВ-1, АВ-2 и АВ-3 — были окончательно выведены из эксплуатации. Последний из них и самый мощный — АВ-3 — был остановлен 1 ноября 1990 года, и с тех пор оружейный плутоний на ПО «Маяк» не нарабатывается.

«Да не нужно нам плутония больше, чем есть. Его уже столько, что на всех хватит. Причем, плутоний «Маяка» — высшей пробы. Это материал стратегический. Национальное достояние России. Вся страна работала на плутоний. Теперь это энергетическое топливо для наших детей, внуков, правнуков», — говорил Фетисов, комментируя остановку реакторов.

А в 1998 году Россия и США подписали соглашение о научно-техническом сотрудничестве в области обращения с плутонием, по которому стороны договорились утилизировать плутоний, накопленнй при производстве ядерных вооружений. Среди вариантов — производство на основе плутония МОКС-топлива для современных атомных реакторов, иммобилизация плутония (замуровывание в стекле или керамике) и его хранение в контролируемых хранилищах.

Хранилище делящихся материалов на ПО «Маяк» начали строить в 1994 году. Запустили в эксплуатацию в 2005-м.

«Совместно с американцами мы приступили к строительству хранилища для возвратных материалов в районе Южно-Уральской атомной станции. Это не означает, что мы организуем новую „радиоактивную помойку“. Это будет уникальнейшее хранилище, которому не страшны никакие катастрофы», — заверял Фетисов в 1996 году.

Кстати, сегодня на «Маяке» действуют два промышленных реактора третьего поколения: легководный Р («Руслан») и тяжеловодный ЛФ-2 («Людмила»). Они позволяют получать широкую номенклатуру радиоактивных изотопов. «Маяк» производит больше половины общего объема экспорта радионуклидной продукции России и входит в число лидеров среди мировых производителей. Ежегодно предприятие выпускает несколько тысяч источников ионизирующих излучений тепла и света, а также радиоактивных препаратов, которые используются в промышленности, сельском хозяйстве и научных исследованиях.

Кюри в стекле

К счастью, проблемой утилизации радиоактивных отходов химкомбинат «Маяк» всерьез озаботился еще в годы «развитого социализма», которые сейчас принято называют эпохой застоя. С конца 1960-х годов шли научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы для создания новой технологии остекловывания жидких высокоактивных отходов. В 1987 году был введен первый цех остекловывания, который остановили через 13 месяцев из-за разгерметизация токоподводов. Вторую же печь ввели уже при Фетисове, в 1991 году. Она проработала два нормативных срока — шесть лет. И за это время было переведено в стекло 11 тысяч кубометров жидких отходов высокого уровня.

«Получено свыше 2000 тонн фосфатного стекла, в которое включено 285 миллионов кюри радионуклидов. Стекло упаковано в 1500 пеналов, установленных в хранилище остеклованных отходов. К 1998 году было остекловано примерно 30% всех накопившихся на комбинате отходов», — вспоминал начальник лаборатории по обезвреживанию отходов ЦЗЛ «Маяка» Антон Константинович.

«Мы перерабатываем то, что осталось нам от гонки вооружения. Только в 1996 году мы перевели в стекло более 37 миллионов кюри активности. Хочу заверить, что никакой угрозы наращивания отходов нет», — уверял Фетисов.

Впрочем, процесс остекловывания помимо экологической безопасности начал приносить комбинату и прибыль, ведь «Маяк» в самые смутные времена получал валюту за переработку и хранение зарубежного ядерного топлива. «Переработка топлива — это цивилизованный вид услуг, которые оказывают многим странам мира такие развитые государства, как Франция и Великобритания», — отмечал Фетисов.

Сделка с ураном

Еще одним источником доходов для «Маяка» при директоре Фетисове в ураганные 1990-е стала российско-американская программа «Мегатонны в мегаватты» (ВОУ-НОУ), в рамках которой ПО «Маяк» перерабатывал высокообогащенный уран (ВОУ) из снятых с вооружения ядерных боеголовок в низкообогащенный (НОУ), который поставлялся на атомные электростанции США. Соглашение было подписано в феврале 1993 года и рассчитано на 20 лет.

Дело в том, что в начале 1990-х годов из-за выполнения взаимных обязательств России и США о ядерном разоружении в России излишними были признаны 500 тонн оружейного урана, извлеченного из примерно 20 тысяч ядерных боеголовок. Хранить его было слишком дорого и небезопасно. И тогда было решено разбавлять оружейный ВОУ для получения ядерного топлива для АЭС на основе низкообогащенного урана (НОУ).

В результате такого процесса 500 тонн ВОУ, тротиловый эквивалент которых можно оценить в 10 000 мегатонн, переработан в ядерное топливо для АЭС, способное дать шесть миллиардов мегаватт-часов электроэнергии. Общая стоимость сделки — около 12 миллиардов долларов, и часть из них получал «Маяк». Обязательства по соглашению комбинат полностью выполнил к 2013 году.

Облученные поневоле

Виктор Фетисов — один из инициаторов подготовки и принятия закона РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие аварии на ПО „Маяк“ в 1957 году». Именно при его участии была разработана и принята долгожданная федеральная программа социальной и радиационной реабилитации населения Уральского региона. Правда, финансировалась она в годы рыночного лихолетья из рук вон плохо.

«Государственная программа не финансируется, не выполняется закон о социальной защите нашего населения. Профессиональные больные, которые отдали комбинату жизнь и здоровье, не имеют ни полных льгот, ни тех компенсаций, о которых говорится в законе. Это очень больной вопрос. Куда только руководство комбината ни обращалось, чтобы решить эти вопросы: и в Минфин, и в Минюст, и в Минатом, но с мертвой точки сдвинуть его пока не удается. И речь идет не только о жителях нашего города, но и об иногородних.

Всего страдающих хронической лучевой болезнью насчитывается 1050 человек. Почти восьмистам из них мы выплачиваем компенсацию по утрате трудоспособности — около 800 миллионов ежемесячно! И эти выплаты идут за счет предприятия, а не государства», — констатировал Фетисов.

«В личных беседах он всегда говорил, что пострадавшие от радиации прежде всего должны быть защищены — и материально поддержаны каким-то образом, и в плане своевременных обследований, оказания медицинской помощи, санаторно-курортного отдыха», — вспоминает Сергей Ключников, в те годы начальник ОТК ПО «Маяк».

Каждый день директор подписывал несколько приказов на выплату компенсаций сотрудником при утрате трудоспособности. Решения врачебно-трудовых экспертных комиссий поступали в Озерск со всего бывшего Союза, где в тот момент проживали более 10 тысяч переоблученных.

«Сказать, что он был неординарным человеком — избитая фраза. Он болел за товарищей, за сотрудников, за комбинат. Как выразились бы во времена Петра I, ради дела не щадил живота своего. В такое тяжелое время руководил комбинатом... Авторитетом пользовался и у простых работников, и у министра. Помню, звонил министру, когда на комбинате очень уж худо было, и разговаривал с ним напрямую, без околичностей: „Я-то переживу, но за мной — 14 тысяч человек, им как быть?“ О некоторых людях говорят: „Своя рубашка ближе к телу“. У него все было наоборот. Последнюю рубашку готов был отдать...», — говорил о человеческих качествах Фетисова Владимир Иванов, заместитель генерального директора ПО «Маяк».

Сгорал, как топливо

На долю Фетисова как директора выпало, пожалуй, самое драматичное для России и ее атомной отрасли десятилетие. Многомиллиардные долги бюджета и бесконечные командировки в Москву для выбивания денег. Полное равнодушие рыночных либералов-реформаторов к проблемам атомщиков и оголтелая радиофобия, поддерживаемая зелеными экстремистами «Гринписа» (*с июня 2023 года «Гринпис» прекратил деятельность в России, так как Генпрокуратура РФ признала организацию «нежелательной» на территории страны). Все это не могло сказаться на морально-психологическом состоянии заводчан, которые со времен СССР привыкли считать себя элитой советской промышленности. И вдруг — задержки зарплат специалистам, которые в прямом смысле слова спасали Урал от ядерной катастрофы. Начались увольнения.

«Больших задержек зарплаты у нас не было. Но сокращения были большие — я знаю это по своему коллективу: примерно процентов на 30 точно сократился штат в коллективе отдела технического контроля. При этом были сохранены самые главные специальности — токари, литейщики, прессовщики, слесари, сборщики».

Рабочие шли на прием к директору по личным вопросам буквально строем. И ни к одному просящему Фетисов не оставался безучастным.

«После этих приемов Виктор Ильич возвращался домой буквально больным человеком, говорил жене: „Люда, как тяжело живут люди! Почему я не могу помочь всем?“ Он сгорал, как топливо в реакторе. Врачи обнаружили опухоль головного мозга, сделали три операции. Его домашние рассказывали, что уже в бреду, незадолго до смерти, он упорно вел совещание, требовал какие-то документы, интересовался работой реактора. Жена, которая неотступно была рядом с ним, тихонечко, почти про себя, прошептала: „Взорвался твой реактор“. Она имела в виду неизлечимую болезнь мужа, его не выдержавший перегрузок мозг. А он воспринял эти слова буквально, забеспокоился: „Как взорвался?“. Пришлось объяснять, успокаивать, говорить, что на „Маяке“ все в порядке», — вспоминал южноуральский писатель, краевед и историк Вячеслав Лютов.

58-летний Виктор Ильич Фетисов умер 3 декабря 1999 года. Своеобразным завещанием для всех сотрудников комбината стали слова Фетисова в одном из интервью: «Маяк» задумывался как великий комплекс. Он будет работать и через 50 лет, и через 100 лет, и через 300... Может быть, задачи у него станут другими, потому что не мы определяем, что такое "ядерный паритет" и сколько ядерных зарядов должно стоять на боевых позициях. Но я убежден, что такое положение на планете сохранится еще очень долго...»

«Несмотря на невзгоды, Фетисов уверенно держал „Маяк“ на плаву. Но на рубеже веков железный, казалось, организм директора не выдержал сверхнапряжения. В декабрьские дни 1999 года на прощание с директором „Маяка“ в театре „Наш дом“ пришел почти весь город — так Озерск выразил свою любовь к В.И. Фетисову», — считает озерский журналист Александр Абросимов.

В декабре 2002 года на доме, где жил Виктор Фетисов была открыта мемориальная доска. В 2008 году его именем назван городской сквер. «Благодаря воле, мудрости, твердости Виктора Ильича удалось сохранить кадры, да и все предприятие в период, который по своей сложности, проблемности можно сравнить только с первыми годами строительства комбината», — делился воспоминаниями Анатолий Аникин, начальник специального конструкторского бюро производственного объединения «Маяк».