Сергей Новиков был назначен директором департамента здравоохранения Ямала в августе 2016 года. До этого он долгое время занимал пост заместителя главврача новоуренгойской больницы. Год должен бы стать временем перезапуска отрасли — такую задачу ставил губернатор Дмитрий Кобылкин. Однако вместо этого регион столкнулся с многочисленными примерами оптимизации и сокращений. — Сергей Владимирович, вы до прихода в департамент были практикующим врачом. Какие проблемы медиков вы как чиновник сейчас решаете? — Приведу один из свежих примеров. Моя недавняя командировка в Новый Уренгой была связана с крушением вертолета. В рамках поездки я говорил с нейрохирургами городской больницы. Отделение нейрохирургии есть только в Новом Уренгое, они в случае необходимости проводят консультации для всех больниц округа. При этом помощь, как правило, нужна пациентам, поступившим в экстренном порядке. Возникает проблема оперативности. Когда в одну из больниц округа поступает такой пациент, его лечащие врачи отправляют первые результаты обследования в Новый Уренгой. Запрос приходит на общую почту ЦГБ, нейрохирурги не имеют возможности увидеть его незамедлительно. Мы решили исправить эту ситуацию, создав отдельный почтовый ящик и обеспечить доступ к нему у врачей через смартфоны. Но на практике все оказалось не так просто: по обычным каналам связи персональную информацию отправлять нельзя. Будем отправлять по каналам закрытой связи и сейчас решаем, как нейрохирурги будут получать оповещение, чтобы дать срочную консультацию даже в том случае, если они дежурят дома. — Вы ввели какие-то новые правила для главврачей после своего назначения? Приходилось ли уже кого-то увольнять? — У нас основное правило: чтобы поручения исполнялись быстро, в срок, качественно. Увольнять мне еще никого не приходилось, но санкции в рамках ежеквартальной системы премирования главврачей применяются регулярно. — Вы строгий руководитель? — С меня спрашивают за выполнение общих задач по округу, я спрашиваю со своих специалистов. Чего-то сверхъестественного не требую. Не обязательно быть чересчур строгим, нужно быть справедливым. Этого правила я придерживаюсь и по отношению к спорным ситуациям в больницах, которые иногда возникают. Пока полностью не разберусь, стараюсь решений не принимать. Вы знаете, в ноябре в Сети развернулось обсуждение главврача Яр-Салинской больницы. В соцсетях выкладывали компрометирующие ее посты, которые касаются проживания в Удмуртии. Мы деталей не знаем и выводы по ним не делаем. Судя по публикациям, речь идет о личных вопросах. В них мы не копались. Но по всем описанным моментам, затрагивающим управление больницей, провели тщательную проверку. Нарушения, как и в любом другом учреждении, были, но их нельзя назвать принципиальными. А уж тем более они не имели криминального характера. В ходе обсуждения пользователи сетей говорили, в том числе, и о низких зарплатах в Яр-Салинской больнице. Такие жалобы поступали в департамент здравоохранения еще летом. Рассказы о том, что медперсонал получает 6-7 тыс. рублей — это лукавство. Да, мне лично сотрудники показывали расчетки с такими суммами. Но, как оказалось, такая сумма вышла по итогам работы за неполный месяц и после вычета аванса. Средняя зарплата по младшему персоналу в больнице Яр-Сале — порядка 27-28 тыс. рублей. Что касается информации о том, что главврач сама себе выписывает премию: все поощрения руководителю назначаются только департаментом здравоохранения по итогам квартала. Система критериев — объемный документ. Выписать себе дополнительную премию — это уголовная ответственность. — Если вы летом проводили проверку, тогда почему осенью снова возникли жалобы? — Есть объективные и субъективные причины. В больнице проводился комплекс мероприятий по развитию. Я не буду скрывать, были и сокращения. Но они касались в основном немедицинского персонала. Полностью отказаться от экономии мы тоже не можем. В Яр-Салинской больнице, например, только расходы на коммуналку составляют порядка 18 процентов — в два раза выше, чем в других территориях. Меньше средств остается на остальные расходы, в том числе и на зарплаты. Ямал долгие годы сохранял свою уникальность — тут до сих пор расходы на здравоохранение намного больше того, что предоставляет федеральный ФОМС в рамках межбюджетных субвенций. Округ софинансирует территориальный Фонд через межбюджетный трансферт на 30 процентов. Поэтому нам долгое время приходилось доказывать федеральным властям, что мы тратим свои деньги и нам бы хотелось иметь большее количество врачей, дополнительные койки и так далее. Но позиция Минздрава и ФОМСа в том, что есть общие нормативы, правила финансирования, которые не позволяют нам напрямую довести недостающее финансирование до конкретной больницы. — Насколько согласно этим нормативам нужно сократить коечный фонд? — На начало года было 4,5 тыс. коек, к концу должно остаться чуть больше 4 тысяч. В то же время мы на 151 единицу увеличиваем койки дневного стационара. Эти изменения логичны: появляются новые медикаменты, более совершенные методики лечения. Раньше после некоторых операций пациенты до 14 дней находились в больнице, теперь же могут отправиться домой уже через несколько часов. Однако несмотря на то, что меры оправданны, сокращения вызвали вопросы. Когда я занял пост заместителя директора (апрель 2016 года), стали поступать вопросы по поводу закрытия круглосуточного стационара в Новом Порту. Я прилетел туда, в стационаре лежали два пациента. Мужчина после давно перенесенного инсульта получал поддерживающую терапию, которая заключалась в проводимой один раз в день внутривенной инфузией. Понятно, что он не нуждается в круглосуточном лечении и наблюдении. И девочка с крапивницей — из назначений у нее были только капли. Кстати, страховые компании отслеживают такие случаи (когда нет показаний для госпитализации) и применяют штрафные санкции к больницам. И такова ситуация по всем участковым больницам. Тяжелых пациентов они не лечат. Для любой участковой больницы ЧП, если поступает больной с кровотечением или инфарктом. Они сразу вызывают санавиацию и эвакуируют пациентов. — Сергей Владимирович, но вы сами только что сказали, что округ бился за сохранение коечного фонда. Для чего тогда это нужно было? — Тяжелая транспортная доступность. Например, в тот же Новый Порт из тундры 50 км проехать каждый день, чтобы получить капельницу, неудобно. Но это уже больше социальные вопросы, которые, к сожалению, медицинские страховые компании не интересуют. — Оптимизация происходит не только в поселковых больницах. Что случилось с туберкулезным диспансером в Салехарде? Его переводят в Харп? — У нас есть два отдельных учреждения — противотуберкулезный диспансер в Салехарде и туберкулезная больница в Харпе. Они выполняют одинаковые функции. Несколько лет назад принималось решение о строительстве туберкулезного диспансера в столице из-за ветхости существующих зданий. Они уже не соответствуют многим противопожарным нормам и санитарно-эпидемиологическим требованиям. А главное, пациенты (не всегда социально благополучные), представляющие опасность заражения для окружающих, находятся в центре города. В Харпе же здание новое, условия лучше. Даже третья очередь, построенная в рамках программы «Сотрудничество», имеет практически полную готовность. И я считаю, что было бы правильно лечить больных с наиболее тяжелыми формами в соответствующих условиях. Но без мнения общества принимать решение не будем: вскоре состоится обсуждение на уровне общественной палаты Ямала. Более актуальным является другой вопрос. И в Салехард, и в Харп очень проблематично доставлять больных из восточной части округа. Если у человека открытая форма туберкулеза, то его в рейсовый самолет не посадишь. Поэтому несколько лет назад было принято решение организовать филиал диспансера в восточной части округа. В 2017 году филиал, мы надеемся, откроется. — Что в случае объединения будет с сотрудниками из Салехарда? — Среднему медперсоналу будет предложено перевестись в другие отделения или медучреждения Салехарда, врачам — в детское и амбулаторное отделения диспансера. С каждым сотрудником переводимого отделения будет проведена индивидуальная работа. — Число больных туберкулезом растет? — За последние годы заболеваемость значительно снизилась, но она все еще выше, чем в среднем по РФ и УрФО. Мы провели большую межведомственную работу, постарались выявить всех вновь заболевших, определить очаги инфекции. Ситуация улучшилась. Однако ее осложняют имеющиеся на территории округа колонии и вахтовики. Дело в том, что зачастую приехавшие на заработки из других регионов предоставляют поддельные справки. В Новом Уренгое, например, рядом с поликлиникой, где проходят профосмотры, постоянно появляются продавцы фиктивных справок. Для изготовителей фальшивок существует только административная ответственность. Это не спасает ситуацию, и как только закрывают одну контору, тут же появляется новая. — Реформа «скорой помощи» тоже связана с оптимизацией? — Никто и никогда однозначно не говорил, что будет объединение станций «скорой помощи» и ЦГБ. В мае 2016 года все учреждения защищали свои планы перспективного развития. Центральные больницы предложили вариант объединения. Поводом для такого предложения стало то, что им тяжело находить общий язык, в том числе и в сложных ситуациях. Приведу пример. Женщина с избыточной массой тела, больше 200 кг, живет на пятом этаже, сломала дома ногу. Приезжает «скорая» и говорит: «У нас в паспорте на носилки указано, что мы можем поднимать не более 120 кг». И уезжает. Женщина звонит в больницу. Главврач ЦГБ находит грузчиков, отправляет транспорт с точно такими же носилками, больную довозят до больницы. Кто должен этим заниматься? Есть и другие примеры, связанные с санавиацией. В 2016 году нам выделили шесть машин «скорой» в рамках федеральной поставки. Одна реанимационная. Встает вопрос: кому ее отдать — «скорой помощи» или Салехардской больнице (ей подконтрольна санавиация). Если передать новый реанимобиль санавиации, то они им будут пользоваться раз в месяц. «Скорой» нужнее, но они отказываются выезжать по заявкам, например, за тяжелыми пациентами в Аксарку. После обсуждения решено было, что машину получит «скорая» — они согласились при необходимости выезжать на вертолетную площадку или за пределы столицы Ямала. Разбор этих и других случаев помог наладить взаимодействие между учреждениями здравоохранения. — Ваше мнение: надо или не надо объединять? — Если они смогут решать вопросы взаимодействия не с позиций разделения полномочий, а в интересах больных, то пусть работают в действующей системе. — Случай с малышом, который погиб по дороге в Аксарку, связан с этими разногласиями? Можно было бы его спасти, если бы было оборудование, например, на борту вертолета? — В этом случае, я считаю, сыграла роль усталость фельдшера, который малыша отправлял. Недооценка им состояния ребенка. С оборудованием у санавиации проблем нет — оно мобильное, и его можно собрать в рейс за 15 минут. Бригады всегда стараются получить максимум информации о пациенте. Если, например, тяжелое ранение в тундре или недоношенный ребенок, тогда в вертолет садятся реаниматолог вместе с хирургом, неонатолог. Берут с собой необходимую аппаратуру. Кстати, на следующий год мы планируем обновление такого оборудования. — Какие перспективы у санавиации кроме обновления оборудования? — На федеральном уровне обсуждается вариант покупки собственного судна для Ямала, которое потом можно было бы передать авиакомпании для эксплуатации. Если регион пойдет на софинансирование, то федерация готова передать вертолет по лизингу. Такая схема работает в Москве и Петербурге. Но вертолеты, которые используются там («Робинсоны»), практически невозможно эксплуатировать в наших морозных условиях — для них нужно строить боксы. На дальность наших перелетов они тоже не рассчитаны. В целом я не вижу проблем в том, что мы не имеем специальных медицинских вертолетов. Как я уже сказал, оборудование можно быстро установить на любой борт. Другой вопрос — увеличение штата врачей санавиации. Есть четыре пункта базирования вертолетов: в Салехарде, Се-Яхе, Тазовском и Тарко-Сале. Если нужно забрать роженицу с недоношенным малышом из тундры, приходится лететь сначала за неонатологом в Салехард, потом за женщиной и только потом в ближайшую больницу. А это и потерянное драгоценное время, и лишние расходы. Поэтому было предложено предусмотреть возможность забирать врачей в рейс не только из окружной больницы. Для этого нужны дополнительные ставки для санавиации в других больницах. Этот вопрос сейчас рассматривается. — Действительно ли вы планируете построить вертолетную площадку для санавиации рядом с ноябрьской больницей? — Мы несколько раз обсуждали этот вопрос с главврачом Ноябрьской больницы. Дорога от аэропорта до больницы составляет 15 минут. Иногда это время крайне важно для спасения человека. Кстати, в Новом Уренгое этот вопрос тоже актуален. Однако есть некоторые препятствия: могут возникнуть вопросы по уровню шума от вертолетов. Ведь больницы находятся в пределах городской черты. Будем дальше искать возможности. — В Губкинском этим летом возникла критическая ситуация из-за нехватки педиатров. Вы вмешались? — Летом там было всего два врача-педиатра. На прошлой неделе главврач Губкинской больницы доложила, что приняли двоих педиатров, ждут еще специалистов. Ситуация осложняется нехваткой служебного жилья для привлечения медиков. Плюс (я знаю по врачу, которая как раз приехала летом), встала проблема с садиком для ее ребенка. Помимо этого, нужно понимать, что у вновь прибывших медиков нет сразу «северных надбавок» — они могут их получить, только поработав несколько лет. Поэтому в первые годы работы на Ямале зарплата медика отличается от зарплаты «на земле» только благодаря районному коэффициенту. Это не такая большая разница. — Вы делали заявки в департамент строительства на квартиры для медиков? — Мы планируем сэкономленные на капремонтах больниц средства за 2016 год направить в Фонд жилищного строительства. Это порядка 39 млн рублей. Чтобы Фонд нам в следующем году дал квартиры для медработников. Главы муниципалитетов тоже понимают важность предоставления жилья для приглашаемых врачей. При возможности всегда стараются помогать. — Почему в стоматологиях крупных городов такие очереди? Там тоже не хватает врачей? — Начнем с того, что федеральные министерства строго оценивают все показатели деятельности по существующим нормативам. Не исключение и количество врачей на численность населения. Мы постоянно говорим, что нам не хватает врачей, но на самом деле, их по Ямалу почти на 400 человек больше, чем по нормативам. Однако есть некоторый перекос: в поликлиниках врачей меньше, чем должно быть, а в стационарах — больше. Нам надо врачей переводить в поликлиники. Еще один момент: нормативы рассчитываются в среднем для всей страны. И, например, в Москве люди ходят в частные стоматологии. На Ямале такой менталитет: жители получают все в максимальном объеме и бесплатно, в частные клиники ходят не так часто. Отчасти решить проблему очередей можно было бы, изменив распределение талонов — еще больше отдавать в электронную сеть. Хотя и так уже отдаем половину, при минимально установленной норме в 30%. — В Ноябрьске власти Ямала намерены сделать онкоцентр на базе санатория «Озерный». Онкологов уже ищете? — Пока этим вопросом плотно не занимались. Мы предполагаем, что деньги на проект реконструкции будут выделены в 2017 году. В этом случае, по самым оптимистичным прогнозам, мы сможем открыть центр только в 2018-19 годах. Врачи-специалисты в ноябрьской больнице есть. Они и будут работать в диспансере. — Очень часто медики жалуются на большой разрыв между зарплатами среднего, младшего персонала и руководства. Обоснованно? — У нас есть рекомендуемое соотношение, согласованное Минздравом. У заведующих зарплата не может отличаться более чем в 1,5 раза от дохода врачей. По заместителям главврача это 1 к 2 по отношению к врачам. У главврачей соотношение — 1 к 6, но не к доходу обычного врача, а к средней зарплате всех сотрудников больницы. По всем главврачам Ямала норматив соблюдается. По другим категориям руководителей бывают нарушения. Мы на это внимание уже обращали. Часть учреждений нарушения исправили. Но были и такие, где главврачи утверждали, что заведующие работают на две-три ставки. У меня на это одно разъяснение: с нового года такое нарушение будет являться основанием для расторжения трудового договора с главврачом. Такие изменения внесены в законодательство. — По данным Ямалстата, зарплаты у врачей и среднего медперсонала не растут. Почему это происходит и стоит ли ждать дальнейшего сокращения зарплат? — Я с этим не могу согласиться. Рост зарплат на Ямале по всем категориям медработников есть. Ожидать их сокращения не стоит. В регионе по большинству учреждений зарплата, может быть, и ненамного, но повышается. На Ямале исполнение майских указов в большинстве больниц немного недотягивает до необходимых показателей 2016 года, но по итогам года они будут достигнуты. Самое серьёзное отставание в 2015 году было по младшему персоналу. Нам не хватило до достижения майских указов около 10%. Сейчас по сравнению с 2015 годом зарплаты санитарок выросли в ряде больниц до 30%. Ожидалось, что будет лучше. Но с учетом реальной ситуации федеральный центр изменил регионам показатели «дорожной карты». Если раньше мы рассчитывали на определенный рост зарплат в 2016 году, то теперь эти планы передвинуты на 2017 год. — Один известный политик сказал, что даже если денег нет, надо держаться. Какое настроение у медиков? Изменила ли ситуацию акция «спасибо, доктор?» — С помощью этой акции хотелось донести до людей, что каждый день медиками совершаются тысячи подвигов, спасаются человеческие жизни. И это считается обычной работой. Мы получили больше 1700 отзывов и благодарностей. Сайт продолжает работать, каждый может оставить свое пожелание и благодарность врачам.

прочитать статью полностью