Бывший омоновец, ставший писателем, бывший писатель, временно ставший музыкантом, Захар Прилепин прибыл в Пермский край с визитом, который можно назвать творческим, а можно — политическим. Чего больше — читатели агентства могут оценить сами.
— Кто из современных политиков Вам симпатичен?
— Путин нравится (смеется). Я тоже политик, и в большей степени, чем многие из тех, кто купил себе место в Госдуме и носит там свой живот по коридорам. То, что происходит сейчас в Донбассе, это финал «Саньки». Это было написано в текстах [публициста-евразийца Александра] Дугина, в текстах [Эдуарда] Лимонова, [сталиниста Александра] Проханова. Был создан определенный образ будущего, который просто воспроизвели политики. Это прямое следствие действия текстов.
Я могу сослаться на свои тексты, которых особенно много было за полгода до Майдана. Ими начинается книга «Не чужая смута» — там поэтапно расписано, как и что будет происходить на Украине. По моему определению, Украина не справилась со своим имперским наследством. Поэтому случившееся — неизбежность. Почему-то власти этой страны решили, что 20 миллионов русских просто пришли к ним в гости и смогут вписаться в новейшую матрицу развития Украины, в ее мифологию. Когда я понял, что мои прогнозы сбываются, то испытал не удовлетворение, а некоторую печаль.
— Вы чувствуете некую ответственность писателя, когда литературные события становятся реальными?
— Что-то происходит в жизни, что-то нет. Нет, я не думаю об этой ответственности. Не думаю о том, как это на кого-то подействует. У меня есть определенный свод представлений и опыта, и я все это воспроизвожу, а как уж люди будут с этим работать — их личное дело. Литература — это не вождение автомобиля, где надо думать за дурака. Я не могу думать за всех дураков на свете. Можно прочитать «Капитанскую дочку» Пушкина и подумать, что это призыв к терроризму, там ведь такой Пугачев симпатичный. А «Тарас Бульба»? Там вообще творится черт знает что. Для кого-то и «Преступление и наказание» — руководство к действию. Из любого текста можно сделать какие угодно выводы.
— Хорошо, а прогноз по Донбассу можете сделать?
— Война не закончится. Новороссию уже не отменить, и победить ее Украине не удастся. Донбасс в той или иной форме будет существовать, вопрос лишь в том, насколько увеличится его территория. С другой стороны, не отменить и Украину. Она сформировалась как нация, как этнос. Она заплатила большую цену за свою независимость, но очевидно, что Украина не станет процветающим европейским государством. Не будет реализовано ничего из того, за что она боролась с Донбассом. Наоборот, происходит процесс колоссальной потери суверенитета, который в свое время завоевывали на Майдане. Революция-ошибка потребует контрреволюции, потому что вместо олигархии посадить себе на шею суперолигархию — это постараться надо.
Лично для меня все происходящее на Украине — совершенно семейная история. Как если отдал сестру замуж и она говорит: меня муж бьет, ребенка унижает — забери меня. Кто-то пойдет и заберет, а кто-то скажет: нет, разводись по закону. Отношения между людьми важнее, чем границы между странами.
— Может ли быть какая-то прививка от «украинского» сценария для России?
— В России должна быть воссоздана военно-аристократическая элита. Вместо этого наша российская власть потратила триллионы денег на создание «нового комсомола» — «Наши», «Молодая Гвардия», «Сталь». И что? Эта система не заработала. Когда началось в Донбассе, я никого из них там не встретил. Не то что в качестве ополченцев, но даже просто чтобы привезли аспирин или буханку хлеба. Их там нет вообще. Зато я там видел тех, у кого были проблемы с властью: национал-большевиков, баркашовцев, левых. Они поехали и стали воевать, потому что не хотели быть чиновниками, как та столичная прикормленная молодежь.
Наивысшим приоритетом России должна стать работа с детьми. Если мы 15 лет поработаем с ними, вложим в них душу и средства, то у страны будет 20 миллионов представителей новой элиты, с которыми можно горы свернуть. Я написал на эту тему небольшое эссе — пусть прислушаются люди, которые этой темой занимаются на уровне государства.
Между тем Россия до сих пор сильна своими людьми. Сейчас я часто бываю в Донбассе, и самым сильным впечатлением стало большое количество пассионарных русских мужчин, которых наша страна способна поставлять в огромном количестве. Мужики от 20 до 50 лет приезжают в качестве ополченцев, медиков, пожарных. Они не получают никаких денег, испытывают большие трудности. Я думаю, половина ополченцев — это люди, приехавшие из России. Меня удивило, что в нашей стране такое количество мужчин, настолько четко и жестко идейно мотивированных. Напомню еще раз: денег там не платят, а только убивают и калечат. Здесь, дома, ополченцев тоже не ждут никакие награды. Тем не менее поток не прекращается. Я это сравнил, может быть, несколько вольно с викингами или конкистадорами. Правда, ими двигала в первую очередь материальная мотивация. Но в Испании и Португалии это время до сих пор воспринимается как героическое, а страны Скандинавии еще борются между собой за право считаться родиной викингов, которые в общем-то были простыми разбойниками.
— Как вы объясняете скандал с постановкой «Тангейзера»?
— Находясь в пространстве мировой культуры, надо отдавать себе отчет, что богоборчество не является каким-то вывихом сознания художника, это способ выяснять взаимоотношения между собой и человечеством. Это было в творчестве Пушкина, Есенина, Маяковского, этого настолько много в мировой культуре, что бегать с топором и все это вырубать нещадно — не самое умное занятие. Правда, к православной вере в России почему-то относятся с большой вольностью, и устои приходится защищать государству, у которого не так много инструментов, и они в основном репрессивные. Это все равно что вести диалог с машиной.
— Как Вы думаете, вообще в России нужна оппозиция? И какой она должна быть?
— Оппозиция нужна, наверное. Нужна такая цветущая сложность, нужны люди и партии с разными представлениями о будущем России, чтобы работали оба крыла. А вообще, если у некоторых бытует представление, что какая-то необычайная оппозиция есть, скажем, в США, то ее там нет. Просто демократы с республиканцами периодически сменяют друг друга, хотя при этом они не очень сильно отличаются. А где сильная, агрессивная левая партия? В других странах тоже все «зацементировано». А мнений должно быть больше, чем одно или два.
Публикации, размещенные на сайте www.ura.news и датированные до 19.02.2020 г., являются архивными и были
выпущены другим средством массовой информации. Редакция и учредитель не несут ответственности за публикации
других СМИ в соответствии с п. 6 ст. 57 Закона РФ от 27.12.1991 №2124-1 «О средствах массовой информации»
Все главные новости России и мира - в одном письме: подписывайтесь на нашу рассылку!
На почту выслано письмо с ссылкой. Перейдите по ней, чтобы завершить процедуру подписки.
Бывший омоновец, ставший писателем, бывший писатель, временно ставший музыкантом, Захар Прилепин прибыл в Пермский край с визитом, который можно назвать творческим, а можно — политическим. Чего больше — читатели агентства могут оценить сами. — Кто из современных политиков Вам симпатичен? — Путин нравится (смеется). Я тоже политик, и в большей степени, чем многие из тех, кто купил себе место в Госдуме и носит там свой живот по коридорам. То, что происходит сейчас в Донбассе, это финал «Саньки». Это было написано в текстах [публициста-евразийца Александра] Дугина, в текстах [Эдуарда] Лимонова, [сталиниста Александра] Проханова. Был создан определенный образ будущего, который просто воспроизвели политики. Это прямое следствие действия текстов. Я могу сослаться на свои тексты, которых особенно много было за полгода до Майдана. Ими начинается книга «Не чужая смута» — там поэтапно расписано, как и что будет происходить на Украине. По моему определению, Украина не справилась со своим имперским наследством. Поэтому случившееся — неизбежность. Почему-то власти этой страны решили, что 20 миллионов русских просто пришли к ним в гости и смогут вписаться в новейшую матрицу развития Украины, в ее мифологию. Когда я понял, что мои прогнозы сбываются, то испытал не удовлетворение, а некоторую печаль. — Вы чувствуете некую ответственность писателя, когда литературные события становятся реальными? — Что-то происходит в жизни, что-то нет. Нет, я не думаю об этой ответственности. Не думаю о том, как это на кого-то подействует. У меня есть определенный свод представлений и опыта, и я все это воспроизвожу, а как уж люди будут с этим работать — их личное дело. Литература — это не вождение автомобиля, где надо думать за дурака. Я не могу думать за всех дураков на свете. Можно прочитать «Капитанскую дочку» Пушкина и подумать, что это призыв к терроризму, там ведь такой Пугачев симпатичный. А «Тарас Бульба»? Там вообще творится черт знает что. Для кого-то и «Преступление и наказание» — руководство к действию. Из любого текста можно сделать какие угодно выводы. — Хорошо, а прогноз по Донбассу можете сделать? — Война не закончится. Новороссию уже не отменить, и победить ее Украине не удастся. Донбасс в той или иной форме будет существовать, вопрос лишь в том, насколько увеличится его территория. С другой стороны, не отменить и Украину. Она сформировалась как нация, как этнос. Она заплатила большую цену за свою независимость, но очевидно, что Украина не станет процветающим европейским государством. Не будет реализовано ничего из того, за что она боролась с Донбассом. Наоборот, происходит процесс колоссальной потери суверенитета, который в свое время завоевывали на Майдане. Революция-ошибка потребует контрреволюции, потому что вместо олигархии посадить себе на шею суперолигархию — это постараться надо. Лично для меня все происходящее на Украине — совершенно семейная история. Как если отдал сестру замуж и она говорит: меня муж бьет, ребенка унижает — забери меня. Кто-то пойдет и заберет, а кто-то скажет: нет, разводись по закону. Отношения между людьми важнее, чем границы между странами. — Может ли быть какая-то прививка от «украинского» сценария для России? — В России должна быть воссоздана военно-аристократическая элита. Вместо этого наша российская власть потратила триллионы денег на создание «нового комсомола» — «Наши», «Молодая Гвардия», «Сталь». И что? Эта система не заработала. Когда началось в Донбассе, я никого из них там не встретил. Не то что в качестве ополченцев, но даже просто чтобы привезли аспирин или буханку хлеба. Их там нет вообще. Зато я там видел тех, у кого были проблемы с властью: национал-большевиков, баркашовцев, левых. Они поехали и стали воевать, потому что не хотели быть чиновниками, как та столичная прикормленная молодежь. Наивысшим приоритетом России должна стать работа с детьми. Если мы 15 лет поработаем с ними, вложим в них душу и средства, то у страны будет 20 миллионов представителей новой элиты, с которыми можно горы свернуть. Я написал на эту тему небольшое эссе — пусть прислушаются люди, которые этой темой занимаются на уровне государства. Между тем Россия до сих пор сильна своими людьми. Сейчас я часто бываю в Донбассе, и самым сильным впечатлением стало большое количество пассионарных русских мужчин, которых наша страна способна поставлять в огромном количестве. Мужики от 20 до 50 лет приезжают в качестве ополченцев, медиков, пожарных. Они не получают никаких денег, испытывают большие трудности. Я думаю, половина ополченцев — это люди, приехавшие из России. Меня удивило, что в нашей стране такое количество мужчин, настолько четко и жестко идейно мотивированных. Напомню еще раз: денег там не платят, а только убивают и калечат. Здесь, дома, ополченцев тоже не ждут никакие награды. Тем не менее поток не прекращается. Я это сравнил, может быть, несколько вольно с викингами или конкистадорами. Правда, ими двигала в первую очередь материальная мотивация. Но в Испании и Португалии это время до сих пор воспринимается как героическое, а страны Скандинавии еще борются между собой за право считаться родиной викингов, которые в общем-то были простыми разбойниками. — Как вы объясняете скандал с постановкой «Тангейзера»? — Находясь в пространстве мировой культуры, надо отдавать себе отчет, что богоборчество не является каким-то вывихом сознания художника, это способ выяснять взаимоотношения между собой и человечеством. Это было в творчестве Пушкина, Есенина, Маяковского, этого настолько много в мировой культуре, что бегать с топором и все это вырубать нещадно — не самое умное занятие. Правда, к православной вере в России почему-то относятся с большой вольностью, и устои приходится защищать государству, у которого не так много инструментов, и они в основном репрессивные. Это все равно что вести диалог с машиной. — Как Вы думаете, вообще в России нужна оппозиция? И какой она должна быть? — Оппозиция нужна, наверное. Нужна такая цветущая сложность, нужны люди и партии с разными представлениями о будущем России, чтобы работали оба крыла. А вообще, если у некоторых бытует представление, что какая-то необычайная оппозиция есть, скажем, в США, то ее там нет. Просто демократы с республиканцами периодически сменяют друг друга, хотя при этом они не очень сильно отличаются. А где сильная, агрессивная левая партия? В других странах тоже все «зацементировано». А мнений должно быть больше, чем одно или два.