На факультете журналистики УрФУ спорят о профессии. Жива ли? Мы контролируем власть или она нас? Как достучаться до читателя? Появление на научной конференции «Международные коммуникации: роль СМИ» профессора, директора исследовательского центра общественной политики Университета Корвинуса (Будапешт) Пала Тамаша — настоящая удача. С одной стороны медиаэксперт консультировал многих венгерских премьеров. С другой, 20 лет работает в России, преподавая в МГУ. Взгляд профессора Тамаша на состояние региональных СМИ настолько точно описывает происходящее в свердловских СМИ, что возникает чувство: перед нами не иностранный наблюдатель, а Стуликов, Вьюгин и Путинцев вместе взятые. — Мы, уральцы, считаем нашу региональную школу журналистики самой сильной в стране — наряду с Москвой и Питером. Как смотримся со стороны? Читали наши СМИ? — Я познакомился с газетами. Например, «Уральским рабочим». Но о вашей специфике говорить не могу. По моим исследованиям, региональная особенность прессы больше связана не с местными традициями, а со стилем, настроением губернатора. Главы регионов в соглашениях с остальными группами элит больше влияют на свободу слова, чем журналисты. — Пока еще в большинстве регионов губернаторы — назначенные, стопроцентно зависящие от президента. Значит ли это, что они сильнее избранных глав транслируют федеральную повестку? — Серьезный вопрос, является ли губернатор больше переводчиком федеральных трендов на уровень регионов или лоббистом региона. Ведь если назначенец хочет изнасиловать регион, сопротивляются элиты, а в центре он выглядит мальчиком, который не знает, как вести себя. — Как бы ни было, сейчас как в медиа России, так и Свердловской области преобладает крымская повестка. Наше агентство — самое рейтинговое общественно-политическое СМИ об Урале, но на нашем сайте сейчас активнее всего читаются новости из Украины. — В Европе новости с Востока не были и не являются центральными. Я бы сказал, что это искусственная повестка. Люди переживают, что будет с краматорским аэропортом, но большинство даже не знает, где Краматорск. Как украинец вряд ли знает, например, про Асбест. А если бы у Брежнева в 1972 году была «прямая линия», его бы не спрашивали несколько часов про Вьетнам. Такой интерес к Украине — заслуга центральных медиа. Речь не идет о войне и мире — разные стороны защищают свои интересы. Но в глазах российской общественности возник вопрос о Третьей мировой. Если была бы вероятность войны, то, конечно, Путин не лез бы в Крым: кровопролитие ни одному политику не на пользу. Значит, были данные, что можно продвинуться без крови. Например, с восточной Украиной все осторожны: никто не хочет запачкать руки. В итоге, на наших глазах разворачивалась интересная тактическая операция угрозой войны: я тебе дам по морде, но я уверен, что давать не буду. — Как хулиганы с екатеринбургской окраины... — Точно. По моему прогнозу, интерес российского общества к Украине естественным образом уйдет в ближайший месяц. — Противоположную точку зрения выразил публицист Дмитрий Быков. В одной из колонок он написал, что сейчас конфликт России и Украины не может остановиться, поскольку его переняли медиа и накручивают, подначивая обе стороны. — Накручивают. Как говорят политтехнологи, самое важное — не как сделать конфликт, а как выйти из него. Безусловно, Кремль, надувший вопрос до такой степени, что житель Асбеста считает, будто его судьба зависит от Украины, стоит перед вызовом. Известные политологи и социологи попадают в эту яму. Украинская сторона, в свою очередь, не признает, что их сограждане могут иметь пророссийскую позицию. Крым и Восточная Украина, по их мнению, это рука Москвы. Они так много об этом говорят, что Москва сама начинает думать так. Хотя, по-моему, это заблуждение. — В ситуации, когда вся страна вовлечена в этот федеральный сюжет, задаешься вопросом: региональные новости вообще нужны? — Украинские новости сегодня занимают 30-40% эфирного времени. В этом плане российские СМИ приближаются к западным: в центре внимания — конфликты, танковые колонны, политический мордобой. Это смотрится. А у вас в регионе нет конфликта, подобного по резкости. Если есть, то губернатор заинтересован его оперативно загасить. Если местные медиа не научатся быть такими же удачливыми в поиске конфликтов (я не говорю про пожар в ратуше, например), то они будут не нужны. Разве что для официальных сообщений об изменении маршрута трамвая. Соответственно крымская кампания заставляет СМИ быть более резкими, проблемными, конфронтационными. С другой стороны, если вы будете более конфронтационными, это плохо: испортятся отношения с властями. А если не будете — потеряете аудиторию. — Стоя на такой развилке, мы руководствуемся интересами аудитории... — В последние годы население в России резко расслаивалось. По моему представлению, 20% — люди с высшим образованием, из больших городов, видели другие страны. Но есть второй народ. — Любая аудитория падка на скандалы. Мы предоставляем своему читателю весь спектр информации. Но самые читаемые новости у нас — коляска с ребенком, которая выпала на рельсы метро или обнаженная модель из Челябинской области... — Раздетая девочка — это хорошо, если она хорошо раздевается. Но это можно давать в качестве одного пазла в мозаике. В то же время вы можете взять на себя роль серьезных, избирательных журналистов, заявляя себя не рынком [базаром], а хорошим рестораном. Интересно найти третий жанр: между столичными СМИ и СМИ крупных регионов. Не знаю, являетесь ли вы такими. — Еще примета аудитории — клиповое сознание. Длинные аналитические тексты плохо читаются. А медиаменеджеры ломают головы, как быть: используемая ими «Яндекс»-метрика рейтингов СМИ засчитывает прочтение после 15 секунд нахождения на странице. Нередко на знакомство с новостью уходит меньше. — Откройте аналитическую рубрику. Понятно, ее мало кто будет читать. Но эти 800 интеллигентов будут довольны, как танки. Они — те, кто определяет судьбу региона. А потом можете писать об уральской модели без лифчика сколько угодно. Вчера я был на спектакле «Коляда-театра». Но зрителей старше 30 лет кроме меня был один человек. Этот театр — визитная карточка города, но взрослое население, кажется, им не интересуется. Каждую неделю к вам приезжают такие коллективы, что на них и в Лондоне пойдут. Это праздник — получить в городе такие события, но у вас об этом никто не пишет, не воспитывает аудиторию. — Я общаюсь с уральскими элитами. На вопрос, что они читают, в первую очередь называют Facebook. — Приведу пример. Молодая украинская элита читает исключительно Facebook. Нет такого канала, который бы удовлетворял бы ее. Но на Украине жизнь событийная. Каждый день — сотни событий. — Смогут ли соцсети заменить СМИ? — Я думаю, что заменить не смогут. Если нет динамичных событий, чрезвычайных ситуаций. Извините, но, в основном, соцсети — это болтовня. И если вы профессионалы и пишете хороший материал о конфликте, вас будут читать. При этом он описан как в короткой информации, так и в десятистраничной аналитике — на любой вкус. — В России — журналистика фактов или мнений? — Думаю, что журналистика фактов на тех (в основном, московских) сайтах, которые смотрю я, никого не интересует. Я выбираю мнение человека, который мне интересен. — Таких меньшинство... — В большом городе средняя прослойка устает на работе, тратит много времени на транспорт и личную жизнь. Энергии нет, чтобы читать сайты. Там не до поисков правды. Их интересуют псевдофакты. Власть пытается создать ситуацию, чтобы информацию размыть. А говорит, что пожар. Б говорит, что пожара нет. — На днях начальник снял с сайта мой текст. Я добыл закрытую информацию о спонсорах «Единой России». Она вызвала большой резонанс, но к вечеру исчезла. Такое происходит не в первый раз, и это меня очень огорчает. И в Свердловской области я не знаю ни одного СМИ, которое бы не снимало тексты по звонку. Правильно ли это? — Конечно, неправильно. Но я реалист и понимаю, что у властных структур свои интересы. Конечно, исключительную информацию легко остановить. Но есть техника, когда другие СМИ берут вашу информацию. Если о спонсорах ЕР написали трое, то вашу информацию уже не снимут. Защита здесь в том, что вы делитесь информацией. При этом вы не отнимаете друг у друга хлеб, но укрепляете свое присутствие. Это то же самое, что в крупном американском городе вы идете в определенное место, где 15 ресторанов, например, китайских. То, что они находятся в одном месте, нисколько не снижает их эффективность. — Когда я выпустил материал, то отдал документы одному политику-блогеру. Мой текст убрали — информация появилась в его ЖЖ. Я честно поступил по отношению к редактору? — Думаю, да. Вы же были лояльны к собственной редакции, не протестовали против снятия публикации. — Вы очень своевременно заметили о пользе журналистской взаимовыручки. В нашем регионе журналистское сообщество разобщено. Десять лет назад у нас избили одного известного журналиста, и многие СМИ выступили с заявлением о нападении на профессию. Сейчас такого не будет, коллеги, думаю, согласятся. — Да, это плохо. Фактически избивают не гангстеры — они делают это по заказу политиков. И высказывание журналистов против избиения — акт политический. А когда комьюнити разобщено на несколько политических групп, то рождается безразличие. Я много слышу в регионах России о сильной власти политических элит над свободой слова. Но если бы было больше взаимовыручки — например, против шефа, который снимает ваш материал — тогда журналистское присутствие было бы более сильное. — В Свердловской области есть одно но — разобщенность властей. А следовательно, и деление СМИ на окружные, областные, муниципальные. Даже если это не так, сами коллеги тебя все равно запишут в один из трех домов. — Тем не менее все они на стороне путинской власти. Так понимаю, только мэрия — оппозиция. Ошибаюсь? За пределами региона мэра [Евгения Ройзмана] преподносили, как героя. В любом случае, ничего не мешает коллегам объединиться, чтобы лучше освещать общую проблему. — Да, например, всех журналистов объединяет негласный свод правил. Он существует так давно, что наши герои, политики, ФПГ, начали этим пользоваться... — Требуют комментарии двух сторон... — Да. Есть и другие примеры. Задаю неудобный вопрос губернатору, а он отвечает обтекаемо. «Вы не ответили на вопрос, собираетесь ли вы на досрочные выборы». А он повторяет то же самое: «Ответил. Я человек вертикали власти, все решит президент». — Я бы тоже так ответил, будь я губернатором. Вы не моя жена или брат, чтобы я делился секретами. Может, все дело в формулировке. Например: «Вы уже два года губернатор, я понимаю, как вам сложно, даже физически. Вы наверное устали?» И он отвечает, что не устал. Или, наоборот, что левая нога ноет. Разумеется, кодекс поведения журналиста может оговариваться и изменяться только в кругу всех представителей СМИ. — Включили бы вы профессию журналиста в список умирающих? — Думаю, нет. В плохом положении находится ежедневная бумажная пресса. Но я вижу, что профессии людей, которые обслуживают новые коммуникации, становятся главными. Они влияют на атмосферу всей цивилизации. Если это так, то заниматься этим должны профессионалы. Поэтому я не верю, что блогеры заменят журналистов. Они — любители. Без специальности журналиста не обойтись. — То есть журфак нужен? — Сейчас происходит смена парадигмы. Не знаю, как в УрФУ, но журфак МГУ до недавнего времени готовил журналистов слова — это связано с великими традициями публицистики, литературы. Аксаков, Чернышевский — достойные люди, но это другой век. Быть литератором и журналистом — давно не одно и то же. Партийная журналистика, пришедшая ей на смену, так или иначе, уходит. На смену приходит нишевая: социологическая, полититологическая, экономическая. Нужно разбираться в теме, умно спрашивать, понимать, когда собеседник врет. Во-вторых, необходимо владеть технологиями: работа с соцсетями, инфографика, совмещение разных жанров. На журфак нужно идти, но он должен учить политике, экономике, социологии. — Но вы говорите, что даже главный журфак страны не такой. — Мы пытаемся его реформировать: чтобы не был литературоцентричным. — Но вы не будете отрицать, что кризис в профессии есть? — Конечно. Недостаточно специалистов, власть в регионе смотрит на ваши заявление о четвертой власти, простите, как на мудачество. Цензура — можете повторять сколько угодно «а вот в Америке...», но это другая страна. Кризис преодоляется самоорганизацией. В советское время союзы журналистов были сообществами, как обслуживающими власть, так и распределявшими привилегии среди коллег. В Российском союзе я последнего не видел. Хотя в Венгрии еще есть — недавно мне дали карточку, по которой я могу получить скидки на расходы на телефон, бензин, некоторые рестораны. И на таких мелких сюрпризах можно восстанавливать Союз, а потом заниматься обороной интересов. Любопытно и перспективно было бы, если свердловский журфак взял бы на себя роль такого профсоюза.

прочитать статью полностью