На прошлой неделе в Екатеринбурге отметили День военного медика. На сцену в сопровождении собаки-поводыря с песней «Давай закурим» вышел ветеран СВО Федор Морозов. Боец спас десятки бойцов, за что получил медаль Луки Крымского, но при выполнении последнего боевого задания лишился зрения. Уралец прополз 10 километров, вернулся домой и обрел новый смысл жизни. О своей нелегкой судьбе Морозов поведал URA.RU. — Как вы стали военным медиком? — Военный медик — это тот медик, который участвовал в боях. Конечно, такая специальность есть, но я гражданский. Закончил Железнодорожный медицинский колледж, потом институт по направлению врач-реабилитолог. Я просто пошел добровольцем, попал штурма. Когда узнали, что я медик, поставили фельдшером в штурмовую роту. А сначала был просто штурмовиком 15-й бригады, у меня на руке такой вот шеврончик есть. — А что значит «Черные гусары», почему такое название у вашей бригады? — 15-я особая гвардейская бригада имени царицы Александры Федоровны, у нее было подразделение «Черные гусары». Вот в честь них как раз так назвали нашу бригаду. Отличись мы. Орден Суворова тоже нам присвоен. — Почему приняли решение отправиться добровольцем на СВО? — Потому что других вариантов не было. Я готовился, обучался тактической медицине, проходил курсы военной подготовки в «Рокоте». Готовился вслепую перевязывать и делать уколы. Надо было все-таки идти, потому что очень много друзей [ушли на фронт], некоторых уже нет, к сожалению. — Что помогло вернуться домой живым? Готовился морально, понимая, что можешь больше не вернуться. Это осознание мне очень сильно помогло. Потому что люди идут за деньгами, как правило, не думают, что будет и, к сожалению, многие из них не возвращаются. А когда ты себя морально настраиваешь, мозг начинает работать по-другому, начинаешь чувствовать окружающий мир в боевых условиях проще. Наверное, поэтому я и выжил. — Как близкие отнеслись к вашему решению? — Мое решение было принято всеми, женой и близкими. Не все поняли, но главное все приняли. Потому что тоже очень важно, чтобы кто-то ждал, верил, надеялся. Важно знать, что есть дом, куда можно вернуться, есть семья, есть любимые люди. Иногда это огораживает от бессмысленных необдуманных поступков на нулевой точке. До сих пор сейчас не все в стране понимают, что вообще происходит. Многие гражданские люди просто живут своей жизнью и не хотят ничего замечать, отчасти из-за информационной войны. Я пошел на фронт, в том числе, для того, чтобы доказать всем, что это правильная война. Я воевал не просто, потому что я патриот, а потому что у меня есть куча родственников, которые еще молодые, я хочу, чтобы они жили спокойно и уверенно смотрели в будущее. — Что вас больше всего ужаснуло, когда вы столкнулись с врагом лицо к лицу? — Знаете, в нашем направлении был «Кракен» (националистическое формирование, которое входит в террористический и запрещенный в РФ полк «Азов»). Фашисты, у них наколки эсэсовцев. Мне как медику просто было интересно посмотреть, может, у них голова какая-нибудь другая, глаза или на руках по 10 пальцев. Ну, раз они считают себя такой супер нацией. Нет, ничем не отличаются. Много наемников было. Они отличались особой жестокостью, потому люди, которые пол жизни где-то воюют и, скажем так, воюют по-грязному, не умеют воевать полномасштабно, по правилам. У них уже появляется психиатрическое расстройство. Когда кто-то к ним попадет в плен, они пытают, даже не из-за того, что нужна информация. Но все-таки большинство — это люди, которых мобилизовали, они совсем не хотят воевать. — А вам как военному медику приходилось спасать недругов или мирных жителей? — Знаете, какая главная задача всех медиков, это максимально обеспечить боеспособность подразделения. Приходилось работать, невзирая ни на что, потому что никто за тебя это не сделает. Да, я учил в подразделении ребят своих оказывать первичную помощь, но более глубокие вещи могут только военные медики. Осколочные, минно-взрывные ранения, артиллерия работает, химия (химическое оружие) даже. У бойца задача совершенно другая, поэтому приходилось собраться и идти вперед даже туда, куда казалось бы и не следовало. — Вы пережили много ужасов войны, которые не хочется вспоминать, а можете рассказать что-то памятное, доброе, светлое? — На Украине очень темные ночи. И иногда было ощущение, когда не видно звезд, темнота, думали, может быть, на другую планету попали. Во время затишья лежали и все вспоминали Родину, семью, песни пели. Иногда эти буквально 5 минут давали огромные силы и поднимали дух. Во многих ребятах просыпается вдохновение. Когда адреналин зашкаливает, все процессы ускоряются, и в моменты отдыха из них так и льются стихи. Думаешь, Пушкин, конечно, классно, но тут парень этому не учился нигде. Животные были, даже мышки. Много брошенных собак и кошек было, и ребята их подбирали, лялькались, потому что привыкли, дома у многих дети. — Говорят, что животные чувствуют приближение опасности. Спасали они вам жизнь таким образом? — Да, есть такое. Вот, например, они химию хорошо чувствуют, начинают убегать, метаться. Даже вот многие говорят, что они смерть чувствуют. Да и человек чувствует смерть, если честно. Мог я определить, что у человека что-то не так в душе. Были моменты, когда сидели, болтали, старался найти тему, которая отвлечет от грустных мыслей. Но были случаи, когда человек чувствовал, что в ближайшем бою не выживет, и тогда командиры даже не пускали их на передок. Старались их как-то приберечь, но не всегда это получалось, потому что были задачи определенные, которые нужно было выполнять. — На Авдеевском направлении вы выполнили свое последнее боевое задание, там вы получили травму и лишились зрения, но выжили. Как? Вытащили сослуживцы или пришлось помогать себе самому? — Я не совсем помню, но потом узнал, как я выбирался, где-то километров десять примерно прополз. Не знаю по времени сколько я выползал, но долго, терял сознание. Помню, очнулся, мне кто-то воды дал, сигарету засунул в рот и сказал: «Братишка, ты не туда ползешь, ползи в другом направлении». Потому что мог к украинцам уползти на самом деле. А парни просто проходили рядом, кто-то тоже раненый видимо, так меня направили. Последнее что помню, дошел на КП (командный пункт — прим.URA.RU), доложился, что нас разбомбили. Вот мне сказали, сам выбирайся, забирай своих бойцов тяжелых и эвакуируйся. Очень много дронов было, кассетки, не могли зайти к нам на помощь. Поэтому парни, сцепя зубы, выползали сами с нуля ближе к тылу. — Сколько вы провели на передовой? — Знаете, мне хватило. Иногда бывает, что и часа хватает, чтобы оттуда уже больше не вернуться. Какой-то дрон залетный, снаряд, еще даже некоторые не доехали до нуля. — Как проходила ваша реабилитация? — Я провел за лентой в госпитале дней 15, а потом год по госпиталям ездил. А уволился в запас я только в феврале в этом году. Надеялись, что я все-таки прозрею, но, к сожалению, нет, еще и глохнуть стал. Мне поставлен диагноз ниспадающая атрофия зрительного и слуховых нервов. Левое ухо уже не слышит совсем. Контузия с тяжелыми последствиями. — Вам пришлось учиться жить заново. Что было сложнее всего? — Благодаря Волоколамским педагогам прошел курс ориентации в пространстве, научился пользоваться телефоном, готовить еду, просто жить, обслуживать себя. Конечно, трудно, но как бы говорится, ко всему привыкает человек. Иногда даже думаешь, какой кран вперед открыть. Поначалу близкие пытались чрезмерно опекать меня, это напрягает, на самом деле. Помощь родных необходима, но больше моральная. Но ты сам можешь дойти до туалета, найти эту кнопку долбанную и смыть. Сейчас собираюсь поехать в Сергиев Посад, пройти первичное обучение пользования компьютером. — Сколько с вами ваша собака-поводырь? Как она вам помогает? — Таблетка со мной уже три месяца. Мне ее дали в Подмосковье. Это собака-поводырь. У нее нет гена агрессии, она даже гавкать не умеет. Таблетка знает много команд, даже команду «Подними сберкарту». Если я роняю карту, ключи, неважно что, она поднимает все. Приводит домой, находит мои вещи. Извините за тонкость, даже носки может найти и принести. — Собака для стала для вас настоящей помощницей, даже отдушиной, наверное. А еще в вашей жизни появилось пение. Или вы и раньше выступали? — Раньше никогда не пел и на сцене не выступал. А на передовой, бывало, пели наши бригадные про пятнашку. А иногда ребята включали колонку с нашими русскими песнями прямо на нулевой линии нашим небратьям для того, чтобы их позлить. — Как вы пришли к сцене? — После войны благодаря фонду «Защитники Отечества» принял участие во всероссийском фестивале «Абилимпикс», где инвалиды соревнуются в своих специальностях. Он проводится для того, чтобы доказать всем, что люди-инвалиды тоже что-то могут и не просто что-то, а выиграть. — Некоторые из ветеранов СВО идут в политику, проходят программы вроде «Время героев». А вы чем хотели бы заняться? — Есть такая профессия, возможность для слепого тотальника, это специалист в области доступной среды. Я столкнулся, что для слепых вообще ничего нет. В Екатеринбурге 6600 слепых. А для меня даже погулять у себя там на Посадской по аллее это проблема. Но скажу благодарность, на Пальмира Тольятти-выезд на Посадскую, поставили сигнал на светофоре. Это приятно, но прикол в том, что он только в одну сторону. Я должен все-таки спрашивать у людей, зеленый или красный. Поэтому [доступность среды] надо развивать, хочу этим заняться. Также хочу создать в городе клуб собак-поводырей. — Какие функции он будет выполнять? Знаю, что такие клубы есть в Тюмени, Иркутске. Это общение, движение. Тусовки у слепых они более приземленные, многое нельзя. Трудно общаться со зрячими, много непонимания, а тут все-таки можно было бы обсуждать внутренние темы, решать общие проблемы. Хотелось бы организовать всех, чтобы они не сидели по квартирам, так как большинство слепых тотальников не выходят из дома 24 на 7. Даже для того, чтобы получить собаку, надо много действий сделать. Их выдают в Купавне (Подмосковье), больше их нигде нет, они только там. Вот не поверите, у нас только один центр кинологии, который готовит собак для слепых. И чтобы получить собаку, нужно ждать примерно три года, вот мне повезло. Сами понимаете, как содержать собаку. Чтобы решать подобные проблемы, хочу организовать клуб. — Вы общаетесь с теми, кто остался на передовой? — Да, конечно, конечно, у меня остались ребята, конечно, были потери. Многие выжили, многие уже на гражданке. Кого-то я спас. Ну, честно сказать, на 30-ти я просто перестал считать. Бесполезно это делать, да и некогда было записывать. Знаете, война закончится, всегда соберемся, и тогда по головам уже я посчитаю.

прочитать статью полностью