Последние лет десять первый спикер Свердловской областной Думы Вячеслав Сурганов упоминается в новостях как молчаливый гость похорон и юбилеев политиков. Редко, раз или два в год. «URA.Ru» нарушило несправедливую традицию и обнаружило в среднеуральском особняке все того же Сурганова из 90-х: вспыльчивого, требовательного и необыкновенно честного заложника своего прошлого. Далее слово Вячеславу Сергеевичу — как политику пережить выход на пенсию, что чувствует Россель после аварии и что не так с современной властью. Бывший спикер свердловской Облдумы, а ныне обычный пенсионер Вячеслав Сурганов живет в скромном для третьего лица региона коттедже. О былой славе грозы депутатов и представителя геологической элиты напоминает разве что его соседство с Игорем Ковпаком: белоснежный забор обители бизнесмена контрастирует с мрачными коваными воротами к Сурганову. Наш герой по-стариковски выглядывает в окно на звук подъехавшего автомобиля. Впрочем, уже при крепком рукопожатии понятно: по напору и энергии экс-спикер может посоревноваться с другим «живчиком» своего времени Эдуардом Росселем. Большую часть времени 81-летний мужчина с богатым прошлым проводит в скромной зале, куда нас ведет. Это видно по столику у дивана. Здесь все необходимое: лампа для чтения, очки, набор игл, ножницы и мазь «Звездочка». А еще программа: ручкой отмечены матч «Зенит» — «Монако», «Женщина, которая поет» и фестиваль «Армия России». На камине — фото двух правнуков. На стенах — уральские пейзажи. Декорации из жизни обычного пенсионера разбавляет сам Сурганов — в сиреневой рубашке и брюках. Он смеется, хмурит брови, не любит, когда его перебивают, и часто в порыве эмоции стучит себя в грудь. Тогда хрустит пачка с таблетками, лежащая в кармане. — Рассказывают, что вы управляли Облдумой очень жестко. — Ну что значит жестко? Я ничего не требовал, кроме того, что полагалось по регламенту и закону. Никакой жесткости. Депутат не ходит на заседания только потому, что ему не нравится повестка — это как понимать? Тогда я аппарату говорю: «Доставьте его, хоть на носилках. Если он будет сопротивляться, тогда пусть расстается с мандатом». Какая жесткость? — Еще сегодня о вас вспоминают, что вы депутату Константину Карякину обещали набить лицо. — [смеется] Я неоднократно говорил многим: если бы я был с ним в другом месте, один на один, то начистил бы ему физиономию. А этого не помню. Просто я был против болтовни и пиара. Требовал, чтобы депутаты занимались своей деятельностью. И до 1998 года все было нормально. Сначала мы избирались на два года. Даже если у депутата были корыстные цели, то ему надо было проявить себя за это время. Там сразу было понятно, у кого что на уме. А сейчас все поняли, что во власть можно идти просто из-за зарплаты. А, например, в 2000 году я получал 12,5 тысяч рублей. — Хорошо по тем временам? — Хорошо. Но по сравнению с тем, что сейчас получают, гораздо меньше. Деньги сейчас стали мерилом всего. Вот у меня сосед. [Экс-депутат Заксобрания, руководитель сети «Кировский»] Игорь Ковпак. Спрашиваю его как-то: «Как дела?». Он отвечает: «Плохо спать стал». — «А что не спится-то?». — «Все думаю. Конкуренты наступают». И так везде. — А сколько у вас пенсия? — Я не скажу вам, но большая. Но гораздо меньше, чем у судей или прокуроров. — Еще одна известная история. Рассказывают, как в 1998 году вы обещали: если вам устроят импичмент, то вы выброситесь из окна Белого дома... — Это все придумали Евгений Порунов и Юрий Глазков, который был у него пресс-секретарем. Это был заговор — как снег на голову! Я знаю тех, кто решил меня свергнуть, просто фамилии называть не буду, они сейчас еще работают... В 1998 году была тяжелая атмосфера перед дефолтом. И как-то во время обсуждения повестки дня выкатывается эта бумага, подписанная тринадцатью, что ли, депутатами. У меня было шоковое состояние. Я и ответил: «Для меня предложить написать заявление по собственному желанию — все равно, что предложить мне выброситься из окна 22-го этажа нашего Белого дома». Вот как это было сказано. А этот мерзавец Порунов все так представил, чтобы мое ничтожество как бы подчеркнуть. — В 90-е годы Урал славился сильными политическими управленцами. А сейчас к нам приезжают самарские политтехнологи, министры из Сибири. Это хорошо или плохо? — И новый глава избирательной комиссии из Самары. С чего ради? Мы везде говорим, что наша юридическая школа — лучшая, даже генпрокурор [России Юрий] Чайка здесь учился. Это оскорбление. Или в минкульт назначают человека из Казахстана. Ну как так? У нас же здесь есть своя культурная общественность. Когда Наталья Ветрова уходила из Облдумы в правительство, я ей говорил: «Самое главное — не приглашай москвичей». Уже тогда была такая тенденция. Когда ты пришел извне, тебе все по барабану: срубил какие-то бабки — и все. Вот великий [экс-сотрудник администрации губернатора Алексей] Багаряков, который руководил избирательной кампанией у Силина — стопроцентный отморозок. Какую пользу такие люди области принесут? — Багаряков, кстати, из Невьянска.... — Ну тогда очень плохо. Сегодня я могу об этом судить, потому что я активный участник, организатор и вдохновитель прошлых недостатков и побед. А время тогда было самое страшное. Тогда рухнуло все: бензина не было, газовики осатанели и морозили города. Но мы это пережили. В марте 1998 года часть Нижнего Тагила отключили от отопления и горячей воды. 18 градусов мороза ударило. А газовики прислали телеграмму, что закроют задвижки в оставшейся части города. Я мэру [Николаю] Диденко говорю: «Вызывай своих полковников сюда. Я сейчас им прикажу». Поставили охрану с автоматами к задвижкам, приказали никого не подпускать. Потом звонит [премьер Алексей] Воробьев: «Вячеслав Сергеевич, тут говорят, что ты зверствуешь? Это вроде как не твои дела». А я ему: «Твои. Но я понимаю, вам с Росселем нельзя обострять отношения с газовиками. Так что вы сваливайте все на меня. А я отсюда не уеду, иначе заморозку объявят, и я себя перестану уважать». После дипломатичный Воробьев все утряс в Москве. А сегодня в Заксобрании никто слова лишнего не скажет. Двухпалатный парламент ликвидировали, наряду с мэрами придумали непонятных сити-менеджеров... — Как считаете, Евгений Ройзман сейчас находится на своем месте? — С чего это? Нет, конечно. Это, мягко выражаясь, не то чтобы ошибка, это трагедия. Полуторамилионный город оставить вообще без власти! Нельзя такими безответственными быть. Это ведь не шутки! — Сравните нашу Свердловскую область с Татарстаном. Приехать в Казань — это уже не ровня Екатеринбургу... — Вот в этом как раз и дело: все регионы должны иметь равные права и обязанности. И поэтому идея Уральской республики родилась не как сепаратистская, подорвать основы строя, а как идея обладать равными правами с другими республиками. Не более того. Россель уже начинал договариваться с Челябинской, Пермской областями, бывшими территориями Уральской республики [распалась в 1934 году]. Вот я — живой человек, который родился в ней в 1933 году. А сейчас у меня в паспорте запись, что я из города Бакал Челябинской области. — Писатель Алексей Иванов рассказывал о наших краях — Тагиле, Верхней Пышме, Екатеринбурге — как о горнозаводской цивилизации, которая породила работящих людей, заводчан, инженеров... А сейчас ведь эти люди вообще никому не нужны. Правильно? — Крах Советского Союза — это трагедия для массы людей. Был тогда такой тезис: человеку человеку — друг, товарищ и брат. По факту этого не было, но до сегодняшней ситуации мы не опускались. Совесть, честь, справедливость. Вы часто слышите эти слова? Сейчас Медведев говорит: «Надо быть конкурентоспособным». А он просто билет такой вытащил: адвокатом поработал, лекции какие-то читал. Хотя я плохо могу себе представить, как можно лекции читать, когда ты только закончил вуз. Конечно, могут быть гениальные люди, но я Медведева к таким не отношу. — Помните, вы продвигали программу размещения предприятий до 2015 года? — Вот Мишарина назначили, и все пропало. Негодный он человек, на самом деле. Я знаю такие вещи про него, что просто неудобно говорить. — От Росселя? — Нет. От него никогда ничего не услышишь. Первое, что Мишарин сделал: вычистил всех людей в правительстве. Ладно, это полбеды. Но ведь он поставил совсем негодных людей! Один Лашманкин чего стоит. Разве можно было поставить промышленностью руководить прохиндея с фамилией Петров, который руководил каким-то предприятием в Чехии? Разве можно было председателем правительства поставить Гредина, который занимался откатами на железной дороге? Жил, как король! На второй день назначения Гредина премьером я пришел к нему. Это же кошмар! Телефоны звонят, он ходит, трубки бросает, орет. А я думаю: «Мама дорогая, это что там такое?» Так что о каких программах может идти речь? Они сделали всё, чтобы все забыли про власть. — Программа «Родники»... — Да что там «Родники». Все. Другая жизнь началась! На московский манер. Вы же знаете, во что они превратили Исток? — Не знаю. Во что превратили? — В Истоке поселился Мишарин со своими приближенными, хотя резиденции там были предназначены для людей самого высокого российского и международного статуса. А там устроился Лашманкин и прочие, которые летали на работу из Москвы. — Почему я про программы заговорил: сейчас у Свердловской области есть какая-то цель? Как вы считаете? — Сейчас моду взяли все планировать до 2030 года. Меня это просто настораживает даже. Поэтому не знаю, есть ли цель за таким дальним планированием или так просто сбивают народ с толку. А что придумывать-то? В 2030 году нас никого уже не будет. — Не собираетесь до 2030-го жить? — Я бы желал, конечно, но Бог так сделал, что невозможно... — Ваш товарищ Эдуард Россель говорит, что до ста лет жить собрался. — Он молодец, всегда восхищался его энергией. — Он сильно переживал, когда авария произошла? Летом он уже во второй раз врезался в «Шкоду». — Переживал, конечно. — А правильно, что он за это никак не ответил? — Слушайте, что вы меня об этом спрашиваете? Я в это дело не вникаю. Это его личные дела. — А вы с Росселем сейчас часто созваниваетесь? — Часто. 8 октября ходил поздравлять его, 77 лет исполнилось. — Что подарили? — Ничего. Я сам подарок [смеется]. А так я, конечно, приезжаю в Белый дом к нему. Мне туда и не к кому больше приезжать. — Когда вы в Белый дом собираетесь, вам пропуск выписывают или как? — У меня есть удостоверение Почетного гражданина Свердловской области. Я с ним могу куда угодно проходить. — Узнают? — По большей части — да. — Сложно было с властью расстаться и просто уйти домой, на диван? — Конечно, то чувство, что я уйду в никуда, меня сдерживало от ухода, но по исполнению 80 лет я все-таки решил уйти [последним местом работы Сурганова был совет директоров «Русского магния»]. Это тяжело, потому что столько лет напряженной работы были не за деньги и чины, а ради дела. Но тех, с кем можно было общаться, уже не было. Да и мне уже стало много лет, я устал. — Чем вы сейчас занимаетесь? — Год уже прошел, а найти себя не могу. В свет выбираюсь, когда у кого-нибудь юбилей или когда кто-то уходит из жизни. Не ходить совесть как-то не позволяет. Звонит наша с женой приятельница по геологии. У нее сын умер год тому назад, спрашивает: не забыл ли я о дате. Как тут не прийти? Пойду, конечно. В этот же день у Росселя день рождения. И мне надо два вот таких события в один день совместить. — А хобби у вас есть? Я читал, у вас тут эллинг [помещение для яхт — прим. ред.] рядом... — Нет, ко мне он отношения не имеет. Это хозяева эллинга хотели использовать мое имя в корыстных целях. Мое хобби: охота, рыбалка, книги. С охотой я в 70 лет расстался, когда мне поставили кардиостимулятор. А если бы не поставили, то меня бы просто не было бы здесь. Потом у меня было несколько инфарктов, инсульт. Это сказывается на здоровье и душевном состоянии. — Вам важно, чтобы о вас долго помнили? — Сколько доброго сделал, столько и будут помнить. Но память человеческая коротка. Я живу здесь, меня каждая собака должна знать, но никто не поможет по ЖКХ. Эти главы администраций, между прочим, все приходили к власти благодаря моей поддержке. Я их воспитываю, но, по-моему, в их случае это бесполезно. Сейчас эти чиновники у меня в прихожей собираются: «Да, Вячеслав Сергеевич, не переживайте! Мы вам все сделаем!» Я говорю: «Знаю, но каким трудом я добился вашей реакции? Я ведь один у вас на весь Среднеуральск, и больше у вас в обозримом времени не будет такого. Если вы ко мне так относитесь, то как к безымянному Сидорову-Петрову? Быдлом вы их не называете, но подразумеваете!» Вот в чем трагедия! — А если ваши дети или внуки решат пойти в политику, вы поддержите их? — Дети насмотрелись на меня. Я никого не буду агитировать и уговаривать. Они ребята у меня хорошие. А я знаю, что чем дальше, тем труднее честному и порядочному человеку в политике. — Что бы вы посоветовали тем министрам и политикам, карьеры которых тоже однажды закончатся раньше их смерти? Как это перенести? — Надо просто хорошо и ответственно работать, уважать людей.

прочитать статью полностью