Уральский защитник прав заключенных Алексей Соколов, известный критикой работы свердловских ГУ МВД и ГУ ФСИН, несколько дней назад условно-досрочно освободившийся из красноярской колонии, вернувшись в Екатеринбург, намерен продолжить правозащитную деятельность. Он также намерен добиться в Верховном суде РФ и Европейском суде по правам человека признания незаконным вынесенного ему приговора по обвинению в разбое и грабеже на предприятии «Уралтермосвар», совершенного в 2004 году.

 

О том, что дело сфабриковано в течение двух лет, с момента ареста Соколова, твердили самые известные общественники и юристы России: Лев Пономарев, Анатолий Кучерена, Генри Резник, Николай Сванидзе, представители международных организаций по правам человека. Сегодня Алексей Соколов зашел в редакцию «URA.Ru», чтобы от первого лица рассказать о своем деле, в котором много юридических нестыковок и беззакония.

 

Необходимо вспомнить, что арест Соколова в 2009 году пришелся на самый пик его деятельности по защите прав заключенных. Возглавляя свердловскую общественную организацию «Правовая основа», являясь экспертом общероссийского движения «За права человека» и обладая мандатом члена «Общественной наблюдательной комиссии за местами принудительного содержания граждан» он вел активную работу по пресечению правонарушений в системе свердловского ГУ ФСИН. Соколов снял фильм под названием «Фабрика пыток» о противоправных действиях в ИК-2, проводил расследование убийства четырех осужденных в копейской колонии, по которому позже осудили начальника ГУ ФСИН по Челябинской области Владимира Жидкова и 17 его подчинённых.

 

 

«Сам факт моего ареста, того, как он проходил, был бы невозможен в цивилизованном государстве, где уважают законы, - начал свой рассказал Алексей Соколов. - Меня достаточно было вызвать к следователю по повестке. Но вместо этого, однажды утром, выйдя погулять во двор дома со своей маленькой дочкой, я увидел четырех мужиков, один из которых был в форме милиции. Один из них набросился на меня, вырывая из рук ребенка, когда же я достал сотовый телефон, чтобы позвонить адвокату, на меня накинулся второй, повалил на землю, затащили в машину. Все это происходило на глазах моей жены и дочери. Позже, действия полковника Дудина, который был среди этих людей, Богдановичский городской суд признал незаконными, есть постановление о том, что во время моего задержания творился произвол».

 

Соколов полагает, что арест был напрямую связан с расследованием «фабрики пыток» в свердловской ИК-2. «Некоторые оперативные сотрудники ГУ ФСИН и ГУ МВД РФ по УрФО использовали ИК-2 для выбивания показаний. На территории колонии располагался отдельный блок, куда помещали лиц, обвиняемых по тяжелым уголовным делам. Если в деле не хватало, например, доказательной базы, достаточно было привезти человека в этот блок, как он начинал все подписывать и отказываться от помощи адвокатов. Имея мандат члена наблюдательной комиссии, я получил доступ в ИК-2 и своими глазами видел избитых подследственных, которые не должны были там находиться. При этом выяснилось, что там документально не фиксировалось ни одно избиение. Обо всех этих беззакониях я начал заявлять открыто, эти данные послужили основой для моего фильма «Фабрика пыток». В итоге блок был закрыт в 2007 году, а у меня начались проблемы», - рассказал Алексей Соколов.

 

«Когда после ажиотажного ареста меня привезли в оперативно-розыскное бюро ГУ МВД РФ по УрФО, начались незаконные методы допроса: на меня орали, несколько раз ударили, когда я попросил предоставить адвоката. Тогда я вообще не понимал, что происходит. Только услышав от них «правозащитник» сделал выводы, что арест связан с моей деятельностью. И не ошибся. Впоследствии мне прямо сказали, что в отношении меня готово уголовное дело по статье «грабеж» с предприятия «Уралнефть», состряпанное на основании показаний осужденных. Все, что меня с ними связывало - это мой родной брат Александр Соколов, который уже отбывал наказание по этому делу и которому я пытался юридически помогать. Это обернулось против меня. Александр на встрече со мной прямо сказал, что цель ГУ ФСИН лишить меня мандата наблюдателя члена общественной наблюдательной комиссии, чтобы я больше не мог ездить по колониям и проводить расследования по проблемам пыток над заключенными», - рассказал Сколов.

 

 

Потом, по его словам, он узнал, что за содействие с органами Александру облегчили условия содержания в колонии. «Его друзья, также осужденные за кражу, разбой, грабеж в 2008 году (всего более 22 преступных эпизодов) Аникин, Беляш, Скворцов и Григорьев внезапно и одновременно, находясь при этом в разных колониях и разных городах, решили «облегчить свою совесть» и дать показания, что в нападениях на базу «Уралнефть» в Богдановиче в 2001 году и базу «Уралтермосвар» в 2004 году я принимал участие вместе с ними. Ни суд, ни следствие не смутило, что в показаниях этих же людей до 2009 года, момента моего задержания, фигурировал только мой брат Александр Соколов, но когда началась кампания против меня, в деле появился Алексей Соколов. Не смутило и то, что другие свидетели преступления не опознали меня и что в показаниях много противоречивой информации: то я участвовал в ограблении как водитель «Газели», то как водитель ЗИЛа. Задержанный по фамилии Литвинов отказался давать против меня показания и через несколько дней его нашли повешенным в своей камере в СИЗО. Это ли не мера устрашения. Все это говорило о чьей-то личной позиции изолировать меня от общества», - рассказал Соколов.

 

«В процессе следственных действий, когда я находился в СИЗО №1 Екатеринбурга, мне неоднократно намекали, что они согласны договориться со мной, если я признаюсь в каком-либо преступлении. Я не соглашался», - сообщил правозащитник.

 

«В итоге в 2009 году Богдановичский горсуд вынес довольно странное решение: оправдав меня по делу о разбойном нападении на базу «Уралнефть», признал меня участником преступной группы, в составе которой с предприятия «Уралтермосвар» я якобы совершил кражу, - рассказал Соколов. - При этом доказательная база этих преступлений строилась на показаниях одних и тех же осужденных Аникина, Беляша, Григорьева.

 

Далее начали твориться еще более странные вещи: ГУ ФСИН принял решение этапировать меня из Екатеринбурга подальше, в Красноярский край, аргументируя это необходимостью защитить меня от моих «подельников». Хотя эти «подельники» на суде говорили, что не испытывают ко мне личной неприязни.   

 

 

До исправительной колонии №5 Красноярского края меня так и не довезли. Во время транзитной остановки в Новосибирске без объяснения причин меня на глазах строя заключенных избивали два замначальника колонии, при этом он стоял рядом, командовал и наблюдал. Когда я пытался выяснить, за что бьют, говорили «сам знаешь». После этого инцидента я объявил голодовку и меня отправили дальше по этапу. Но по прибытии в Красноярский край меня почему-то поместили не в колонию, а в лечебно-исправительное учреждение №37, где содержаться наркоманы, алкоголики и бомжи, где их лечат, кодируют и совершают всяческие медицинские манипуляции. Никаких оснований помещать меня к ним не было, я даже не курю. Я могу только догадываться, что сделано это было намеренно: контингент в ЛИУ-37 – это люди, инертные к жизни, они не отстаивают свои права, они не будут искать юридической поддержки и писать жалобы. И даже от этих людей меня держали подальше, в камере, рассчитанной на шесть человек, я сидел один. Во время разговора начальник учреждения пояснил мне, что помещение меня сюда - не его инициатива, это решение, которое пришло «сверху». 

 

Мне отказали в первом прошении об условно-досрочном освобождении, придумав незначительный повод – распитие чая в общей секции. Максимум – это выговор, но на суде сотрудник колонии назвал это уголовным преступлением: «дезорганизацией деятельности учреждения». Вторым моим проступком было чтение, лежа на кровати, – это запрещено, читать можно только сидя на табуретке. 

 

Я был свидетелем массы нарушений прав заключенных и явного измывательства над ними. На 150 человек, среди которых много инвалидов, выделялись всего 2 часа на принятие душа в неделю, почему не продлить это время хотя бы на час? Почему, имея переговорный пункт, ЛИУ-37 не давала возможности заключенным звонить близким? Спортивные костюмы, которые мы могли носить во время занятий спортом и которые по закону могут храниться в личных вещах заключенного, почему-то отбирали и выдавали по расписанию, которое не совпадает со «спортивным». Я реагировал на каждое такое нарушение прав голодовкой.

 

Когда в июне подошел новый срок права подачи ходатайства об УДО, я не рассчитывал уже ни на что. Написал просьбу, попросив рассмотреть ее без меня и без моих адвокатов - жаль было снова гонять их из Екатеринбурга в Красноярск. А после с удивлением узнал о том, что суд удовлетворил мое ходатайство».

 

О своих дальнейших планах Алексей Соколов пока предпочитает говорить очень осторожно. «Мои жалобы на незаконный приговор приняты к производству. В течение 7 месяцев я ограничен в свободе передвижения, в 22 часа должен быть дома и каждый месяц должен отмечаться в полиции. Активной правозащитной деятельностью я пока заниматься не могу, но проводить консультации буду обязательно. Пока я наслаждаюсь обществом жены и дочери. Я безмерно благодарен всем, кто принял участие в моей судьбе: «URA.Ru», Аксане Пановой, всем СМИ, благодаря которым о моем деле продолжали говорить на федеральном и международном уровнях. Я благодарен своей жене, решимость которой сравнима с подвигом жен «декабристов». Надо просто знать, как она ездила ко мне в 35-градусные морозы с «передачей», отстаивала очереди, чтобы положить деньги на мое имя в СИЗО, моталась в Красноярск, привозила с собой ребенка, привозила продукты. Это огромная моральная поддержка и, слава Богу, что мне подарена встреча с такой женщиной, настоящим верным другом».