В 2017 году исполняется 20 лет со дня создания в Свердловской области института уполномоченного по правам человека. Регион был в этом отношении пионером в РФ — вторым после Башкирии. Накануне юбилея корреспондент «URA.RU» встретился с уральским омбудсменом Татьяной Мерзляковой, занимающей свой пост уже 16 лет, и попросил с учетом ее опыта прокомментировать наиболее знаковые события года, так или иначе касающиеся защиты прав человека. — Татьяна Георгиевна, в этом году аппарату уполномоченного в Свердловской области исполняется 20 лет. Вы занимаете эту должность — 16. Как вы могли бы охарактеризовать этот период своей жизни? — Я уверена, что на моем месте мог оказаться каждый человек. Но так сложилось, что губернаторы, которых у нас за это время сменилось трое, депутаты всякий раз голосуют единогласно за меня, и это все вызывает чувство ответственности. Одна из первых проблем, с которыми мы вначале столкнулись, — невыплата зарплат. Я помню, как один из министров сказал, что не хочет заниматься этими жалобами, поскольку коммерческие структуры ведь не платят. Этот министр едва не лишился должности. — В этом году у нас одной из нашумевших тем были «борзые директора». Почему проблема, которой уже почти 20 лет, все еще остается нерешенной? — Основная доля невыплаченной заработной платы — это все-таки предприятия в процессе банкротства. И я считаю, что пока наше минтруда и министерство социальной защиты не доведут до ума закон о защите прав трудящихся в случае несостоятельности-банкротства работодателя, проблема будет сохраняться. Вот та же самая ситуация происходит сегодня с людьми, которые пострадали от недобросовестных застройщиков. Уже вся Россия «горит», можно какого-нибудь министра, следователя снять, но, к сожалению, законодательство не предусматривает моментальной реакции на все, что происходит. Это очень тяжелая тема, а сидит у нас только один Воробьев (Владимир, строивший многоквартирные дома на землях ИЖС, затем снесенные, признан виновным в мошенничестве — прим.ред.). Можно сколько угодно говорить про права человека, но все это впустую, когда все эти проблемы продолжают возникать. Те же пирамиды финансовые — это издевательство над простыми людьми, в первую очередь стариками. И мы вот все пишем — нам отвечают: «Все по закону, все по закону».Такой вот закон, что мы людей делаем нищими. — Что, кстати, думаете про биткоины? Многим сейчас интересно, как их воспринимать и нет ли тут аферы. — Вы знаете, я бы не спешила. Я понимаю, что меня можно обвинить в ретроградности. Говорят, что за биткоином будущее, что к 30-му году у нас ничего другого не будет. Но это говорят. А мне сегодня страшно, когда люди начинают жаловаться. Вообще аппарат уполномоченного — такой аппарат, когда люди на все жалуются. Недавно вот пришло первое обращение: «Просим… мою дочку и внучку обманным путем втянули в ИГИЛ». Даже в нашей области появляется такое. — Про внучку подтвердилось? — Вот только пришло, только начали заниматься. Соответствующие органы уже предупредили. Я просто хочу сказать, что Свердловская область живет насыщенной жизнью. В Москве часто спрашивают: почему это у вас там так? А у нас просто СМИ пишут обо всем. И даже еще не случилось — уже пишут. И при этом мы не привыкли воевать со СМИ и, наоборот даже, стараемся защитить, отстоять свободу своего мнения. — Знаете, я тогда, пользуясь случаем, от имени всех журналистов жалуюсь: сейчас насильно внедряется, что в публицистике должен использоваться юридический норматив. — Ужас. Но, понимаете, немножко вся Россия перебрала с поклонением закону. Мы же привыкли жить моралью, и наши старики все понимали, что нравственность, мораль — это высшая оценка, высшее определение меры наказания, в конце концов. — Что самое сложное, с чем приходится сталкиваться в работе? — Тупики, в которых мы иногда оказываемся. Если сказать, почему я так долго на должности и какие плюсы от этого, плюс только один: я только сейчас понимаю, что из каждого тупика можно найти выход. — Какие были самые безнадежные дела? — Вот сегодня очень нашумевшая в прессе история киргизской девочки. Я случайно оказалась в центре изоляции правонарушителей. И мне сказали, что невозможно отправить девушку, потому что у нее нет никаких документов и даже свидетельства о рождении. Даже киргизское консульство не взялось за организацию перехода этой девушки через границу домой. И она там сидела с мая всем, кому положено, МВД направило запросы, и все, кому положено, ответили высокими словами, но тупик был. Мы ничего не смогли сделать, кроме обращения к прессе. НТВ откликнулось, журналист из их корпункта побывал у мамы в Киргизстане, и та рассказала, где находился роддом в Узбекистане. Там ведь история была в том, что врачи из-за конфликта не выдали свидетельство о рождении. Роды приняли, но справку не дали. А дальше журналистам эту справку выдали за полторы минуты. А все говорили: ничего сделать невозможно. И никто тогда не сказал: а что делать в этой ситуации? Она всю жизнь теперь должна жить в центре временной изоляции? — Лет через пять после создания института уполномоченного у вас произошел конфликт со многими правозащитниками — вы тогда сказали, что они неэффективны. Сейчас мнение поменялось? — Сейчас наши правозащитники становятся более эффективными. И это очень важно. Бывали случаи, когда я прихожу к осужденным — те писали письма, что не надо, чтобы такие-то к ним приходили, потому что они просто делают себе имя (а некоторые — еще и деньги) и ничем не помогают. Вот такого не стало. Сегодня я вообще нашими правозащитниками горжусь — они все работают на результат. Те же «солдатские матери», «Мемориал», «Сутяжник» наш. — В 2016 году вы предупреждали, что этнические диаспоры на зонах становятся все сильнее. Тогда вас раскритиковали, а в этом году у нас, на «URA.RU», вышло несколько материалов на эту тему. Что вы сейчас думаете об этой проблеме? — Я на эту тему пишу везде. И, мне кажется, ГУФСИН очень серьезно отреагировал. Тревога была и есть — мы видим, что сегодня как угодно можно относиться к тюремной культуре, но, когда мы видим, что разрушается среда внутри различными мусульманскими конфликтами, Не хочется об этом много говорить, но тема для разговора есть. — В завершении сложный вопрос, касающийся и защиты прав и требующий серьезного опыта, в том числе и жизненного. Вот «мальчик из бундестага», которого с начала недели все обсуждают. Как реагировать? — Первое — надо прекратить травлю этого мальчика. Здесь однозначно. Второе — надо общество помирить с собой. И тех, кто считает, что надо говорить только о высокопатриотичном смысле. А куда мы денем Окуджаву, а куда мы денем Астафьева? Люди есть люди — они самые разные и за две минуты очень сложно выразить все правильно. Тем более мальчику. Мне тоже сейчас там выступать предстоит, только в «Красной ратуше» — это главный зал выступлений в ратуше Берлина. Тема сложная: «Россия и Германия — пути к единению усилиями общества». И я понимаю, что вырвать из контекста можно все. Но я-то опытный человек, а парень — нет. — Но возникает ведь вопрос, что пострадали права и тех, у кого родные погибли на войне. — Он же не хотел их обидеть — он хотел сказать, что были и те, кто не хотел войны. Он ведь хотел призвать к миру таким образом. А сейчас некоторые политики себе имя на этом делают. Да, мысль парня оказалась совершенно неправильно выражена. И даже немцы удивлены. Но моя сегодняшняя позиция — перестаньте травить мальчика.

прочитать статью полностью