Вице-президент Российской ассоциации политконсультантов Андрей Максимов за полгода до выборов в Госдуму предостерегает: не за горой «черные бунты». Для их организации не нужно быть Немцовым, Навальным или Касьяновым — быстро нищающее население вплотную приблизилось к точке срыва. Политические перипетии россиян волнуют меньше, чем собственное благосостояние, а потому серьезных поводов для кардинальных изменений на политическом поле эксперт не видит: в отличие от многих коллег, он почти уверен в прохождении в Госдуму «Справедливой России», но не оставляет шансов «правым», практически неспособным к коалициям. О методах победы на праймериз «Единой России», шансах Титова и Навального, коммунистической атаке на позиции партии власти — в интервью Андрея Максимова «URA.Ru». — Андрей Альбертович, два года назад, когда в Россию вернулся Крым, произошло очевидное единение элиты. Сейчас это единение сохраняется или в преддверии выборов и на фоне кризиса оно истощилось? — Единение сохранилось, и в нем в определенной мере сейчас заинтересованы все парламентские партии, потому что они уже свыклись друг с другом, знают, от кого чего ждать. Любая новая политическая сила в составе Государственной Думы будет с настороженностью воспринята всеми — не только «Единой Россией». Я уверен, что, если кто-то предложит создать какой-то левый блок непарламентских партий, пусть и коммунистической направленности, его под благовидным предлогом отвергнут, потому что для «своих» мест не хватает. — Критика правительства, губернаторов — единственная возможность в кризисный год привлечь избирателей? — Все сегодня понимают, что определенное падение экономических возможностей и ухудшение социально-экономической ситуации в стране во многом связано с объективными факторами и в этом виновато не только дурное управление, но и сокращение экономических возможностей государства. Обещание манны небесной и решения всех проблем одним махом (кто бы это ни сделал) будет скептически воспринято, как мне кажется. Поэтому реально, прежде всего — критика. Тем более есть за что критиковать при этом: позитивные программы будут минимизированы, а значит, попасть немедленно в рай не получится. — Действия и программы оппозиции будут согласовываться с администрацией президента? — Смотря какие. Есть некоторые темы, которые, наверное, будут согласованы и не станут подниматься. Это отдельные вопросы в социальной сфере, в экономике. С другой стороны, сейчас вообще крайне сложно не критиковать правительство и его председателя Дмитрия Анатольевича [Медведева], который в какой-то степени отвечает за всю социально-экономическую ситуацию в стране. А он еще и лидер «Единой России». — На недавнем конгрессе политконсультантов этот вопрос звучал, но остался без четкого ответа: на что, на ваш взгляд, должна опираться «Единая Россия»? Время разрезания красных ленточек ушло, и для «партии власти» объективно не лучший период. — Исходя из того, что я сейчас вижу, «Единая Россия» будет вырабатывать свою позитивную программу в ходе праймериз. Обычно на этом этапе в других странах партия обозначает какие-то пороговые принципы, чтобы участники кампании не нарушали политические табу и запреты и чтобы не звучало популизма. Дебаты в праймериз «Единой России» назначены на 2 апреля, но, насколько я понимаю, табу не обозначены ни на уровне центрального руководства, ни на уровне областей. Это дает возможность всем участникам творчески подойти к своей программе и позиционированию себя относительно других. Возможно, в этом они и собираются найти некий позитивный стержень. Либо они вообще об этом не думают. У «Единой России» есть вариант вообще обойтись без программы, потому что все предыдущие туры выборов партия спокойно без нее справлялась (то, что опубликовано на сайте, реально программой назвать было невозможно, но какую-то мотивацию к голосованию она давала: «за все хорошее, против всего плохого»). Но при этом на каждом локальном уровне это были сплошные «референдумы о доверии»: если ты доверяешь губернатору, мэру, начальнику в офисе и на производстве или хозяину завода, который тебе обещает работу и зарплату, то поддержи «Единую Россию». Вот таким образом — и никаких программ. — Вы вообще верите в прозрачность и честность праймериз? — Понимаете, в чем дело: чем больше праймериз будут свободны, тем больше ресурсных людей войдут в эту процедуру и тем больше они будут заинтересованы в объективности. Если на входе установят какие-то пороги, чтобы не допустить несогласованных кандидатов, потом это будет играть против партии. — То есть у партии опасность получить «не тех» победителей есть? — «Единая Россия» находится в очень рискованной ситуации. С моей точки зрения, в интересах самой партии было бы полезно провести праймериз с участием членов «ЕР», возможно — ОНФ, но не людей с улицы. Потому что внутри партии есть люди из совершенно разных слоев общества, совершенно разного имущественного положения, разных возрастов, взглядов и т. д. Тогда они смогли бы репрезентативно отобрать кандидатов. А когда любой может пойти, купить себе за 500 рублей определенное количество пьяниц возле рюмочной, привести на праймериз и стать победителем, полезно ли это партии — я не уверен. — Вы согласны с позицией ряда политологов, что сейчас электорат «Единой России» плавно начал перетекать в первую очередь в КПРФ? — Конечно, так всегда происходит. «Единая Россия», как и любая другая политическая сила, имеет электоральное ядро. Оно устоит, но это та часть электората, которая на 100% идентифицирует президента с «Единой Россией». Но есть также периферия, которая поддерживает Путина, но, например, не поддерживает Медведева. Если эти люди осознают, что лидером партии все-таки является не Путин, а Медведев как человек, ответственный за многие социально-экономические проблемы, они будут искать для себя другие варианты: они могут уйти как в «Справедливую Россию», так и в КПРФ. Почему нет? — Коммунисты могут серьезно улучшить свой результат по сравнению с 2011 годом? — Безусловно. Потому что традиционно те люди, которые по экономическим параметрам отходят от электората «Единой России», в состоянии аффектации выбирают наиболее оппозиционную, как они полагают, силу. Скорее всего, это будет КПРФ, потому что коммунисты традиционно оппозиционны по социальным параметрам. В современных условиях в качестве главной оппозиционной силы может быть выбран и «ПАРНАС», но это крайне маловероятно. Конечно, какое-то перетекание возможно и к нему, потому что, как правило, при разочаровании в прежнем выборе выбирают самого неприятного для него. Это как в семье во время скандала. — Существует такое мнение, что партия-лидер, которая имеет равномерную поддержку практически во всех регионах, в отличие от оппозиции, у которой нет локально сконцентрированной поддержки, за исключением некоторых регионов, автоматически может считаться победителем в одномандатных округах. Это на самом деле так? — «Единая Россия», да, лидирующая партия, но где-то она имеет 36%, а где-то — 80%. Это большая разница. И не весь рейтинг партии переходит к её выдвиженцу. Победа ее кандидатов в одномандатных округах пока более вероятна. Ведь противиться согласованному решению элиты непросто. Требуется мужество. Пока немногие решаются рискнуть своим общественным положением, деньгами и пойти на выборы против «партии власти». Что будет через месяц, я не знаю, потому что ситуация очень быстро меняется. И в некоторых регионах в сторону протеста она развивается гораздо быстрее, чем мы предполагали 3-4 месяца назад. Возможна ситуация, когда принадлежность к «Единой России» будет, скорее всего, негативным фактором. И тут уже никакой административный ресурс не сможет ее поддержать. — Считается, что при мажоритарных выборах основными являются три фактора: деньги, административный ресурс и личный авторитет кандидата. Есть ли еще какие-то факторы, необходимые для победы? — Не столько адмресурс, сколько яркость фигуры прежде всего играет роль. Плюс — личная способность к публичному выступлению, умение ясно излагать свои мысли и быстро отвечать на вызовы, которые создает ситуация или бросает оппонент на дебатах. Я не хочу называть фамилии, но скажу, что даже среди действующих депутатов есть те, кто face to face могут проиграть людям, желающим стать депутатами. Плюс еще есть яркие люди из бизнеса, которые традиционно не участвуют в общественных движениях, но могут захотеть этого. У них есть экономический ресурс, они умеют работать с людьми и СМИ и могут обеспечить административную нейтрализацию. Есть еще такая вещь, как мягкий конфликт внутри элиты: у нас же сейчас значительная часть кандидатов будет спускаться для избрания в регионы администрацией президента. А администрации регионов, главы городов, районов, представители элиты могут желать совсем других людей в Думе, а не маму Собчак, например, которую захотят посадить им на шею. — Как в Екатеринбурге, где, возможно, будет баллотироваться Вячеслав Никонов? — Именно. У нас лидер генсовета «ЕР» [Сергей Неверов] отправился в Смоленск, а это сложный регион, и для него он будет вдвойне сложным. — Как правило, «Единая Россия» обеспечивает себе победу на выборах при низкой явке за счет административно зависимого электората. Как будет в этом году? — Низкой явки не будет. Когда «засушивают» явку, «Единая Россия» всегда идет по краю пропасти, потому что существует система привода, которая может обеспечить победу совсем не ей. У оппозиционеров уровень эмоциональной напряженности всегда выше, чем у тех, кто доволен всем, или тех, кого просто придавливают для мобилизации. Плюс на чашу весов можно бросить те 10% избирателей, которые готовы проголосовать за деньги. При низкой явке, с моей точки зрения, оппозиция имеет гораздо больше шансов, чем «Единая Россия», несмотря на то, что у «ЕР» вроде бы электоральный рейтинг достаточно высокий. — Почему тогда всегда побеждает «ЕР»? — А вот это вопрос. Во-первых, побеждает не всегда. Достаточно вспомнить прошлогоднюю кампанию в Балтийске, где им не удалось провести ни одного кандидата в горсовет главной базы Балтфлота. Или победу Ройзмана в Екатеринбурге. Тут надо посмотреть, как считают. Во-вторых, настоящих буйных пока очень мало даже среди оппозиции. То есть выйти на улицу и бросить вызов не все готовы, они просто признают поражение, даже когда можно было побороться за честный результат. Ведь выборы выигрывают вообще на кураже, как 10 лет назад это делала «Партия пенсионеров» под руководством Валерия Гартунга. — Сейчас партия сдулась… — В нынешнем составе — да. Значительная часть лидеров осталась в составе «Справедливой России», выдвигают некоторые идеи, которые позволяют этой партии идти на очередной подъем. — Каким вы видите расклад в следующей Думе? Парламентская четверка, которая сейчас есть… — Она железно проходит… — И «Справедливая Россия»? По ней у многих ваших коллег сомнения. — Если вы посмотрите декларации о доходах депутатов от «Справедливой России», вы увидите, что с точки зрения личной материальной обеспеченности это самая богатая партия в Государственной Думе. Ничего подобного никто из «Единой России» близко поставить не может. Поскольку депутаты от «СР» заинтересованы в переизбрании, они смогут нанять нормальных профессионалов и обеспечить мобилизацию. Они традиционно плохо работают между выборами, потому что им это не нужно, но это не значит, что они не смогут очень мощно финишировать. А с точки зрения новых партий… Да, возможны некие «прорывы». Но я думаю, что это во многом будет связано с доступом к материальным ресурсам кампании: достаточного количества «сумасшедших» одномандатников, которые сейчас бегали бы по стране с чемоданами денег, я не вижу. Вообще, я думаю, что депутатство Госдумы — это не такая хорошая лоббистская возможность, какой она была в конце 90-х годов, когда ни одна партия не имела большинства в Думе и голосование одного депутата обеспечивало огромные привилегии и для него, и для его бизнеса. А когда одна из фракций не имеет нужды в присутствии других в Государственной Думе и в состоянии решить все вопросы своими членами, то потенциал одного мандата сильно снижается. — По сути, у малых партий одна задача — пройти 3-процентный барьер, чтобы получать госфинансирование? — У малых партий сейчас самая большая мечта — провести через барьер свой список и плюс 4-6 человек по одномандатным округам. Видимо, сегодня за это идет торг с малыми партиями в обмен на то, чтобы они вели себя прилично. Хотя на самом деле у них возможностей не так много, прежде всего экономических. А одной способности пошуметь тут недостаточно. У «ПАРНАСа» и «Яблока» шансы есть, но они невелики. Госдумовские списки они точно не объединят, потому что там слишком разные платформы. И потом, представляете: [Михаил] Касьянов попадет, а [Алексей] Навальный нет (его в Думе точно не будет), а люди, которые до сих пор верят в шансы «ПАРНАСа», думают прежде всего о Навальном, [Илье] Яшине и т. д. Если «ПАРНАС» не зарегистрируют, то «Яблоко», может, и проскочит, аккумулировав весь протестный и антикрымский электорат. Там будет важна скорее политическая повестка, а не экономическая. — А «Правое дело», вернее, сейчас уже «Партия роста»? — У них ресурс, который в свое время набирал [Михаил] Прохоров. Но он это делал в достаточно благополучной экономической ситуации. Сейчас и ситуация гораздо хуже и время для либералов тяжелое, и те люди, которые не получают зарплату, владельцы малого и среднего бизнеса, никакой любви к крупному бизнесу не испытывают вообще. Для «Партии роста» надо создать приемлемую программу, а это невозможно без очень жесткой критики экономического блока правительства. Если партия пойдет на это, то будет интересно, может быть, это даст им некоторые электоральные преференции. Все зависит от глубины критики и от того, какие интересы они будут выражать, так как у нас есть индустриальный блок — это представители КПРФ и «Родины». Но это совершенно не избиратели «Правого дела», хотя при определенных обстоятельствах они могли бы ими стать. — «Патриоты России», «Коммунисты России»? — У «Патриотов», с моей точки зрения, шансов никаких. «Коммунисты» отстают в позиционировании. Во-первых, они должны выбрать вектор движения, во-вторых, они должны мобилизовать своих избирателей. И то, и другое требует времени, а реально у них его осталось до середины июня: начнутся огороды, отпуска и т. д. До середины августа эти избиратели для всех политических партий потеряны. Но если парламентские партии уже что-то имеют и у них все хорошо, то у непарламентских окошко возможностей совершенно точно закроется, а к началу июня его не будет вообще. Можно просто не начинать и деньги не тратить. Если стартануть сейчас и идти до начала июня на хорошей информационной поддержке, то, может быть, какие-то шансы есть. — Я правильно понимаю, что, по вашему мнению, в Думе останется четыре партии? — В ноябре прошлого года я бы сказал, что шансы есть примерно у пяти партий. Сейчас нет. Да, [лидер «Партии роста» Борис] Титов может аккумулировать определенные финансы, но у него электоральная основа очень узкая, причем это люди, традиционно не голосующие. Для них что Навальный, что Титов, что Медведев — параллельно. Если вдруг он (Титов, — ред.) сможет обеспечить их мобилизацию, то, может быть, что-то и получится. Но таких людей от силы миллиона полтора по стране, то есть не хватает даже для 3%. При той явке, что была в 2011 году, 3% — это около двух миллионов. Значит, одновременно нужно запускать популизм. Но это вопрос чисто технологический. Кампания будет стоить где-то 25-30 миллионов долларов, и такие деньги найти сложно. При условии такого финансирования федерального списка «Правое дело», «Родина», «Пенсионеры» могли бы запросто перескочить 3% и, может быть, даже дойти до пяти. Для этого нужно иметь очень жесткую направленность на критику правительства, Пенсионного фонда и всего остального — им просто не позволят этого. Хотя с точки зрения «Пенсионеров», им достаточно просто заявиться и обеспечить свое присутствие в информационном пространстве — я думаю, просто железно бы все получилось. Почему они ничего не делают — не понимаю. — Протесты 2011 года могут повториться? — Будет что-то совершенно новое, на 100% могу сказать, что без протестов не обойдется, но какую форму они примут, я не знаю. 2011 год — это была революция сытых, в регионах этот протест не получил массовой поддержки. Сейчас будет другое: могут быть социально-экономические протесты, могут быть даже просто бунты, потому что одно дело, когда люди медленно впадают в бедность и нищету, другое дело, когда это происходит быстро. Наступает аффектация, и человек начинает действовать в состоянии аффекта. Если хорошо его использовать, то реально, я думаю, что может дойти до демонстративных грабежей магазинов в стиле «чёрных» бунтов в Америке. Особенно в Северо-Западном федеральном округе: народ в некоторой степени уже находится на грани, и многие не знают, как поддерживать семьи в условиях потери работы и роста цен. Это прежде всего некоторые райцентры Новгородской области, Псковской и Ярославской. Там люди неожиданно для себя из среднего класса превратились вдруг в бедных, а некоторые даже в нищих. Это касается работников бюджетной сферы, где начались сокращения: человек знал, что досидит на своей работе более-менее обеспеченно до пенсии, и вдруг возникла ситуация, когда бюджет не в состоянии его содержать и людей реально выбрасывают. А другой работы в малых городах нет. — На Урале как оцениваете ситуацию? — На Урале мы не делали замеры. Боюсь оказаться голословным. — Насколько велика вероятность того, что выборы могут отменить? Такие предположения высказываются. — Я пока такую ситуацию не рассматриваю вообще. С моей точки зрения, это будет просто потеря лица для федеральной власти. Я не вижу, что она от этого выиграет. Можно, конечно, вообще монархию объявить, если Владимир Владимирович согласится стать первым из династии на престоле, очень многие это поддержат, я думаю. В наших исследованиях, когда люди позитивно высказываются о монархии, смею вас заверить, они имеют в виду не Романовых и не Рюриковичей, а именно Владимира Владимировича — не дай бог его потерять. Но не факт, что его наследник окажется таким же адекватным, как он, тогда все плюсы монархии сразу же станут ее минусами.

прочитать статью полностью