В Екатеринбурге на один вечер оказался пластический хирург Андрей Искорнев, который сегодня на свой вкус кроит лица российской политической элиты и звезд шоу-бизнеса. Эксперта международного класса и члена международной конфедерации IPRAS, владеющего клиникой «Platinental» с филиалами в Москве и Казани, мы ненадолго отпросили у его спутницы — телезвезды Татьяны Арно. Он рассказал «URA.Ru», что предпочитают менять в себе уральские чиновники, почему успешны американские политики, как скрывают свои операции первые лица российского государства, в чем Россия потянет импортозамещение и почему новые санкции убивают медицину. — У нас крайне политизированный регион, с кучей политиков, которые, естественно, очень щепетильны к своему облику и образу. Приходилось ли вам иметь дело именно с екатеринбургскими и свердловскими политиками? — В любом случае есть огромное количество достаточно высокопоставленных чиновников, которые сейчас находятся и проживают в Москве, занимают там высокие должности и гордятся тем, что они из Екатеринбурга. То есть это люди, которые работали здесь, в каких-то крупных корпорациях, а потом перешли на государственную службу, и мы так или иначе приятельствуем.   — Как они вас находят? — Мир пластической хирургии очень интимный. И, как правило, информация о каких-то специалистах, которые допущены к лицу, передается из уст в уста. То, что называется в нашем мире «сарафанным радио» и, на мой взгляд, является более показательной историей, чем реклама в СМИ. Если открыть любой глянец, там всегда есть бьюти-раздел, есть какие-то рейтинги хирургов, часто они покупные. Тема пластической хирургии уже давно перешла в разряд такого шоу-бизнеса, и мне очень приятно, что я и моя команда, которой я руковожу в Москве и Казани, стараемся в это не сваливаться. Кроме того, мы берем какую-то благотворительную бесплатную работу с подачи телеканалов. И нет ничего плохого в том, чтобы посредством СМИ информировать о том, что есть клиники, готовые в каких-то пределах оказывать безвозмездно услуги в области реконструктивной пластической хирургии тем людям, которые нуждаются в этом действительно. Когда это не просто какая-то блажь по увеличению груди или переделке носа, а необходимая реконструкция. — С реконструкцией, которая действительно нужна, часто приходится сталкиваться? — В умах большинства людей пластика перешла в некий такой легкий жанр, а на самом деле эстетическая хирургия — это лишь одно из подразделений реконструктивной пластической хирургии. Мы помогали пациентам после взрывов в метро, и последняя пациентка у нас была (Андрей Малахов с «Первого канала» к нам ее привел), которая получила травму во время рождения и в 30 лет выглядела на все 80. И в результате мы с коллегами выполняли очень сложную реконструктивную операцию, которая позволила ей стать более социабельной. Потому что это не блажь, а средство вернуть людей в социум. Безусловно, основные деньги мы зарабатываем на эстетической пластической хирургии, и это позволяет нам заниматься какой-то благотворительностью. — Эстетическая хирургия в моем представлении — это по большей части грудь, губы и попы. Что-то есть еще? Несколько лет назад самым необычным мне казалось удаление ребер у певицы Шер… — Всех интересует фактура: ребра Шер, омоложение локтей какой-нибудь актрисы или анальное отбеливание известного музыканта и т. д. Таких баек достаточно много, но люди тоже не глупые. И сейчас даже провинциальные девочки, которые приезжают в Москву с желанием найти себе богатого мужа, понимают, что сиськи не решают. Например, сейчас очень большую популярность набирают такие операции, как удаление комков Биша. Это когда немного заужается вот эта нижняя треть лица… — То есть не зубы уже удаляют? — Нет, сейчас зубы уже никто не удаляет. Если посмотрите на западных европейцев, то у них лица все немного треугольные. Мы — люди более близкие к Азии, как правило, с круглой и овальной формой лица. Но сейчас я заметил очень много 30-35-летних мужчин и женщин, которые много летают, коммуницируют с Западом и стараются тоже немного привести себя в соответствие с каким-то европейским стандартом. Главный и очень интересный тренд сейчас — это гармонизирующая хирургия. Есть очень много особенностей того, как оперировать политика, как — звезду шоу-бизнеса, как оперировать молодого пациента, чтобы он или она выглядели более гармонично, европеизированно. И у каждого есть акценты. Если вы посмотрите на Хиллари Клинтон, то она, конечно, могла бы выглядеть еще моложе с учетом тех возможностей, которые у нее есть. Но она выглядит подтянуто, аккуратно и где-то на 50, хотя ей немного больше лет. Это сделано намеренно. Потому что, если она будет выглядеть как та же Глен Клоуз, условно, то все будут обращать внимание на ее пластические операции и отвлекаться от ее политической программы. — К звездам шоу-бизнеса иной подход? Если мы говорим о стареющей супер-звезде, которая привыкла быть очень красивой, зарабатывать своей внешностью (ее лицо — это ее работа) и мы понимаем, что это инструмент, тогда да, мы тут работаем немного иначе. Тогда это история о том, как изменить время, как в 60 выглядеть на 35-40. И это тоже нормально, потому что сейчас совсем другие скорости жизни. И огромное количество людей к 50 только добиваются определенного успеха и финансовой гармонии и понимают, что внутри им 30, а внешне они выглядят совсем не так, как ощущают себя. Поэтому такие женщины с помощью омолаживающей хирургии возвращают себе молодость, которую они потратили, например, на что-то еще. — Со скольки лет, кстати, к вам эти самые представители шоу-бизнеса, политики и прочие начинают ходить? — Где-то с 30. Раньше девочки делают себе грудь и носы, если природа их не наделила. Если в 22-23 идут и перекачиваются так, что не узнать — это не всегда проблема пациентов. Часто это еще и проблема тех специалистов, которые это делают. Они в парикмахерских накалывают гиалуронку, либо приглашают косметологинь-надомниц, которым лишь бы вколоть побольше и по дешевке. Мы с этим боремся. И Российское общество пластических хирургов, и кафедра пластической хирургии Российского государственного медицинского университета, которой руководит Наталья Мантурова, тоже активно с этим борются. Сейчас поменялись импланты. И за последние пять лет я очень мало знаю девочек, которые [выпячивает губы]. Кстати, у меня сейчас огромный поток дам, которые уменьшают себе губы. Потому что раньше было модно вводить силиконовые филеры, которые потом выглядят так, как будто вас засосало в водосток, и девочки потом это хирургически убирают, чтобы быть похожими на леди, а не сами понимаете, на кого. — У нас есть яркие примеры в Екатеринбурге — светские львицы. Девочки сначала выглядели действительно красиво, когда им слегка подкачали губы, но вовремя не остановились, и теперь у них — по две нашлепки на лице. — Вы же знаете, что все начинается с одной ложечки сахара, а заканчивается двумя дозами в день. Вы же понимаете, что очень тяжело стареть красавицами. Тут надо просто слушать специалистов и доверять им. Вот вы пришли ко мне, у вас все нормально, и я вам скажу, что не буду ничего делать. Я не скажу ей, чтобы шла к другим, но она все равно пойдет. — Осложнения от самых популярных операций прихорашивающихся девочек — они сегодня сведены на нет? — На самом деле все давно уже доказали, что импланты не то чтобы никак не влияют на онкологию, а наоборот: женщины, которые их себе делают, просто чаще делают ту же самую маммографию, ультразвук и выявляют рак чаще. Потому что люди просто о себе заботятся. А то, что импланты не вызывают рак, это исследуется в Америке уже лет 30, наверное. Что касается губ, вы должны в конце процедуры забрать наклейку от препарата, который вам ввели, чтобы знать, что вам ввели, когда, и в каком объеме. Не надо прикидываться дурочкой: «Ой, я вам доверяю, сделайте, как вам кажется красиво!» Нужно вникать в процесс. И берите на себя ответственность за свою жизнь — тогда у вас не будет возникать никаких осложнений. — Для изменения себя есть ведь вещи и помимо скальпеля хирурга — это сейчас уже безопасные препараты и технологии? — Опять же — это зависит от рук человека, который это все выполняет. Например, сейчас гораздо безопаснее стало анестезиологическое пособие. Если раньше очень многие операции требовали от пациентов потерпеть, то сейчас все делается под легким медикаментозным сном. Это все не токсично, безопасно, человек засыпает и просыпается через два часа уже дома. Появились лазеры, которые позволяют сделать какую-то работу гораздо быстрее и стерильнее, появились какие-то инъекционные препараты, филлеры, которые стали не токсичными и рассасываются безопасным способом. То есть куча материалов, которые делают пластику более доступной и безопасной. Во времена советских актрис, когда был открыт первый институт красоты и Любовь Орлова делала первую подтяжку, это выглядело так: девушка сделала подтяжку и все тянулось в одном направлении. А сейчас мы говорим о трехмерной подтяжке лица, когда все это тянут не в одну сторону, а каждая зона подтягивается в своем направлении. — Слышал, что митохондриальное омоложение набирает обороты среди VIP. — Есть такое дело. Это такой фермент, называется теломираза — препарат, который немного влияет на скорость обновления клеточной ДНК. И основные технологии сейчас направлены на такое качественное централизованное омоложение. Это препарат, который делает так, что клетка стареет медленнее и обновляется быстрее. Потому что все, из чего мы состоим, — это клетки. — А стволовые клетки в процедурах омоложения все еще используются? — Они прекрасно применяются. Но почему-то про стволовые клетки говорят только в плоскости пластической хирургии, когда стволовые клетки вообще-то являются одним из самых мощных инструментов в кардиологии, неврологии и восстановительной медицине. Самые мощные разработки в области стволовых клеток как раз касаются не пластики. Мы получаем, скорее, только их осколки. А они применяются при лечении лейкемии, инфарктов и т. д. Когда вот эти клеточки позволяют рубцовую ткань мышцы сердца заменить на новые клетки. Почему нет? Если у вас есть выбор: либо вы после инфаркта остаетесь с рубцом на сердце, либо клетки, как заплатка, меняют эту ткань на новую, то это очень неплохо. Тут ещё очень значим этический компонент. Многие путают стволовые клетки с эмбриональными, с клетками, которые взяты из плаценты человека. Тут полно научной неразберихи, и в умах среднестатистического человека все это одни и те же стволовые клетки, и это вроде как вредно, потому что неизвестно, что будет. На самом деле — давно уже известно, что будет. Ими более-менее уже научились управлять, но это очень дорогие разработки, которые пока доступны не всем. Но в том, что за этим будущее, я уверен. Сейчас даже есть принтеры, которые из стволовых клеток умеют печатать какие-то фрагменты внутренних органов. Это все на уровне разработок, но я не удивлюсь, если через 10-15 лет у нас появятся принтеры, которые печатают искусственную кожу из стволовых клеток. Почему нет? — У вас образование исключительно медицинское? У меня с коллегой вышел спор: должен ли эстетический хирург, который отчасти, скульптор, иметь хотя бы полухудожественное образование? — У меня есть медицинское образование и деловое — в области медицинского управления. При этом я неплохо рисую, да. Но я не думаю, что в этом суть. Техники в хирургии, по сути, более-менее одинаковы, и они все описаны. Мы посещаем всякие мероприятия… Кстати, в Екатеринбурге проходит блестящий конгресс, который раньше всего организовывал покойный профессор Нудельман и на который слетались и российские, и американские хирурги. Разница между хорошим и среднестатистическим пластическим хирургом заключается в эстетическом чутье. Это как вкус: вы можете быть хорошей портнихой, а можете быть гениальным модельером. — Отдельный блок — это перемена пола. У нас такие операции делают? — Безусловно. Операции по перемене пола — это очень серьезная и большая история. Во-первых, вы должны понимать, что это не какая-то блажь. Это люди с диагнозом «транссексуализм, ядерная форма». И вариантов тут два: либо человек в какой-то момент выпрыгнет из окна, либо он приведет себя в соответствие с тем полом, в котором он себя осознает. Это не гомосексуалисты, не трансвеститы, а люди, которые с детства, с 5-6 лет, ощущают себя в другом теле. И прежде чем пойти на такую операцию, они проходят очень жесткую и длительную подробную психиатрическую комиссию, которая действительно проводит освидетельствование, что это не какое-то психиатрическое расстройство, а действительно диагноз. Я проходил ординатуру в отделении Академика Миланова — это наш величайший хирург пластический, который как раз занимался последовательными операциями по перемене пола. И я хочу сказать, что в России сумасшедшие наработки по этому поводу. У нас проводятся такие операции по перемене пола, которые не имеют аналогов на мировом уровне. Но просто они не так спонсируются. Все это, конечно, упирается в деньги. Раньше это квотировалось, а сейчас не очень, насколько мне известно. Но суть в том, что, когда пациент приходит и уже имеет юридическое обоснование, чтобы сделать такую операцию, хирург соглашается выполнить ее по принципу минимальной достаточности. То есть если мальчик хочет стать девочкой, то делаются не все этапы сразу, а только некоторые — в надежде на то, что на каком-то этапе он остановится и для него это будет психологически приемлемо. То есть не всегда операция начинается сразу с удаления полового члена или матки. Потому что (опять же) какие-то операции очень травматичны, а какие-то — не очень. Поэтому это очень большая международная проблема, диагноз, с которым имеют дело пластические хирурги. — И в России много трансвеститов? — Да, таких пациентов очень много, просто вы их не замечаете. Транссексуалы — это не какая-нибудь американская Аманда Лепур, которая раздевается прилюдно и показывает свои сиськи на сцене. А это, например, будет стоять на остановке в сером тулупчике дамочка, ничем не приметная, без каких-то особенностей. Обычно такие люди меняют город, выходят замуж, и муж не всегда знает. Они долго лечатся потом как бы от бесплодия, а потом просто усыновляют ребенка и живут гармоничной семьей. И никто никогда об этом не знает. Операций, когда женщина превращается в мужчину, кстати, статистически больше в нашей стране. Там все понятно: по неофаллосу, то есть по вновь смоделированному половому члену, конечно, обычно заметно. Но там другое, там психологическая удовлетворенность такого мужчины в том, что он может как мужчина удовлетворять женщину-партнера. То есть они на тестостеронах живут обычно. — Простите за интимный вопрос — и он стоит? — Есть протезы, которые позволяют. Это, кстати, и у мужчин, которые страдают импотенцией, используется. Но это проблема больше существует в мозгах. Там есть в мошонке такой специальный насосик. И есть еще операции, которые позволяют перенести седалищный нерв таким образом в неофаллос, чтобы ощущать сенсорику. Не у всех это получается, но бывает. И это уже сложная реконструкция. — Какова цена того, чтобы стать из мужчины женщиной и наоборот? Ориентировочно. Это миллионы рублей? — Где-то около 1 миллиона, наверное. Все зависит от импланта. Вы поймите, что та певица, которая участвовала в «Евровидении», сделала себе операции на гораздо большую сумму, чтобы выглядеть так, как сейчас. А если это какая-то минимальная адаптация и просто женщина убирает себе грудь, матку, реконструирует себе неофаллос, делает себе какие-то мускулинизирующие операции на лице, то это не так дорого стоит. Понятно, что это не может стоить 50-60 тысяч — это факт, потому что есть расходный материал, который, к счастью, не производится в России. Мы закупаем это в Америке, и хоть это сейчас непатриотично, но там заводы 30 лет занимаются только изготовлением грудных имплантов. — Мне тут рассказывали про наши клиники, которые закупают инъекции против рака в России и только увеличивают смертность, тогда как купленные за границей препараты дают надежду на ремиссию. — Да, это большой дискуссионный вопрос, который надо поднимать. И когда говорят, что сейчас не будут закупать какие-то медикаменты, это будет, конечно, большая трагедия для нашей страны. Я тоже считаю, что дженерики и антибиотики… Все пациенты тироксин покупают в Европе. Из тех, кто летает, средний класс. И я не понимаю, почему такая проблема с L-тироксином, который в общем-то не сложно синтезировать. Но тот эффект, который они получают от таблетки, купленной в Париже, отличается от нашего. — Для вас это катастрофа? — Да. Потому что у меня и у анестезиологов нет фактически ни одного компонента, кроме наркотических препаратов, которые используются в наркозе российского производства. Так, чтобы пациент заснул, и проснулся через час уже и строчил SMS-ки — это все сделано на иностранных медикаментах. Бинтики, которыми я пользуюсь в процессе подтяжки лица — опять же. Сейчас об этом говорить немодно, но я говорю: русская салфетка у меня разваливается в руках и все это махрится, все в ошметках, и больше нельзя использовать. Или я беру немецкую, дорогую, и могу ей пользоваться пол-операции, и она не разваливается, она прошита. И я не понимаю, почему нельзя делать качественный продукт, зачем делать какое-то говно? И опять же — я прекрасно понимаю, что это мы в частной практике можем себе позволить покупать такие дорогие медикаменты и материалы, а если вы пойдете в травмпункт, то дай бог, чтобы у них там бинты и антибиотики были. — Ввоз для частных клиник тоже ведь могут ограничить. — И меня это очень злит. Я поэтому работаю фактически в частной практике — намеренно. Потому что я хочу, чтобы у меня была возможность пользоваться лучшими медикаментами, инструментами, и хочу посещать конгрессы во всем мире. И я не хочу экономить на своих знаниях, которые я потом продаю своим пациентам. Но я за это плачу деньги, и это не секрет. И если ты уже пошел по этому пути, значит, ты должен быть лучшим в этом, а не просто затыкать дыры. — Элита у нас, как ни крути, не обеднела катастрофически. — Я не люблю вообще эту историю про элиту. Потому что у этих людей операции ничем не отличаются. Вы не представляете, как я гноблю звезд, когда они приходят ко мне со своими понтами. Серьезная звезда никогда не выпендривается, потому что это работяги, которые живут в очень жестких условиях. А если это какая-то выскочка, то выход там же, где и вход. У меня тут тоталитарный режим в клинике. Я терпеть этого не могу. Потому что ты мне доверяешь и должна пить таблетку ровно через 12 часов, а не через 13. Потому что, не дай бог, ты пойдешь потом на «Первый канал» к Малахову рассказывать, что тебя не так лечили. Никакой демократии у меня тут нет. — Вспомните, из какой администрации к вам больше ездят — из областной или городской? — Не скажу. Мне за это деньги платят, чтобы я не рассказывал такие вещи. Правда, много людей приезжает из Екатеринбурга. Понимаю, что вам очень интересно это все, но поверьте, что пациенты из Екатеринбурга ничем не отличаются от других. У всех одинаковые задачи: люди хотят выглядеть ухоженными и подтянутыми. И это совершенно стандартный пакет — подтяжка лица, эндоскопическая подтяжка лба, ринопластика, укольчики. — Я смотрю на вас: прекрасный молодой человек, без мешков под глазами… — Все давно вырезано, удалено и подтянуто. Я пользуюсь всем! И не стесняюсь об этом говорить. — Хотел понять, что бы вы меняли в каждом втором? — Я бы менял вес. Хватит жрать, мои дорогие! Потому что самый дешевый способ выглядеть молодо — это иметь хороший и правильный вес. Быть худым — это вообще-то полезно в плане атеросклероза, гипертонической болезни, которая у всех 30-летних у нас уже вдруг возникает. И я бы в первую очередь занимался этим, а уже потом, по мере того, что перестает что-то нравиться, надо решать это с помощью других методов. — Сейчас самая популярная болезнь — это рак, который как-то неожиданно в рост пошел. — Много для этого факторов. Вот посмотрите: у нас каждый второй сигарету изо рта не убирает. Во всем мире запрещают курить, а у нас — как дурачки. И нельзя тут запрещать: надо просто признаться себе, что если ты куришь, то ты курильщик. Если пьешь каждый день полбутылки вина, то ты алкоголик. Вы можете рассказывать истории, как прекрасно выпивают итальянцы или французы, но они пьют максимум по 100 мл в день и с хорошей едой, а все остальное — это алкоголизм. И у нас совершенно не занимаются пропагандой спорта среди молодежи. Кстати, мы недавно разговаривали с Ириной Родниной, и они тоже сейчас этим будут этим заниматься, и я их поддерживаю. Может быть, конечно, история с ГТО звучит немного по-советски, но то, что нужно возвращать в массу и образовательную культуру спорт — это очень важно. Вот вам и рак: что мы едим, что пьем, как проводим свободное время. Вы же выбираете половых партнеров, так почему не выбираете то, что попадает в ваш рот с тарелки с едой? — Мы тут недавно выбрали очередной ежегодный эталон красоты — Мисс Екатеринбург. Каков ваш эталон? Конечно, после Татьяны Арно, с которой вас тут приметили в Екатеринбурге. — Мне нравится Катя Грачева, ведущая с России-24. Очень красивая девушка. Для многих юных девушек в Москве, знаю, эталоном является глава нашего государства. — Кстати, о первых лицах государства. Вы меня не убедите, что они не делают себе какие-то омолаживающие вещи. Хочу понять: с вашей точки зрения они умело это все делают, красиво? И где — в клиниках одного пациента? — Кто-то из публичных лиц делает это не в стране, чтобы просто не было утечки информации, но я уверен, что все, кого мы видим в кадре, что-то с собой делают. Это безусловно. Просто кто-то делает это по легкой программе, кто-то — по «серьезке». И это нормально. — Ну и рак наши политики традиционно ездят лечить в Израиль или в Германию… — Вы знаете, я бы тоже поехал лечить рак в Израиль, хотя это ужасно звучит, конечно. Я просто считаю, что некоторые направления у нас еще нуждаются в дополнительных инвестициях, в специалистах. Есть блестящие российские онкологи, и есть отличные центры, которые этим занимаются, но порой в стрессовой ситуации просто невозможно их отыскать. И статистически мои пациенты, у которых есть возможность уехать, улетают лечить эти проблемы туда.  — Пара фамилий, кто для вас — светила современной российской медицины? — Я считаю, что Леонид Михайлович Печатников — изначально врач общей практики. Молодой, блестящий хирург Володя Носов, онкогинеколог, в Москве работает онкогинекологический департамент одного частного медицинского центра. И я думаю, что он уже знаменит и в будущем будет суперзвездой. Очень талантлив. Так что есть, классные. У меня есть целая книжечка, куда я записываю просто лучших из лучших — уже человек 50 набралось. И с некоторыми мы прямо терпеть друг друга не можем, но я все равно даю их контакты, потому что знаю, что лучше их нет. — Как выбирать клинику и хирурга? — Думаю, что надо прислушиваться к своей интуиции. Не бывает вообще конкуренции между пластическими хирургами, потому что каждый пациент выберет своего доктора. И если вы выбираете пластического хирурга, то уж не поленитесь сходить по нескольким. С кем-то вы на 100 % совпадете в плане красоты, а кто-то вам не очень будет нравиться. И прислушайтесь к себе — это нормально. И может быть даже и один, и второй нормально сделают операцию чисто технически. Но у одного вы будете быстро реабилитироваться, а у другого медленно. Поэтому, как мне кажется, тут очень важен именно психологический контакт. — У некоторых моих коллег на уме, что вот сейчас им стукнет 35 (а некоторым уже по 40-45) и они просто вынуждены будут ринуться к пластическим хирургам. Пластическая хирургия — это про уверенность в себе. Нужно пользоваться ею ровно до того момента, пока вы не достигаете 100 % уверенности в себе. Вот эта история с носом Барбары Стрейзанд, который уже просто притча во языцех. Кто-то может из своего носа сделать культ, а кто-то не может, потому что не хватает харизмы, уверенности в себе. Ну и прооперируйте этот несчастный нос и станьте звездой для самого себя. Вот для этого мы работаем.

прочитать статью полностью