Обострение отношений между Россией и Западом становится все более очевидным. Заместитель председателя Комитета Совета Федерации по международным делам Андрей Климов объясняет это появившейся у страны финансовой независимостью. Это, правда, не спасло Россию от санкций, экономического провала и втягивания в вооруженные конфликты. В интервью «URA.Ru» сенатор рассказал, из-за чего испортились отношения с Западом, чего ждать от Казахстана, где опасно отдыхать и почему японцы положили глаз на Урал. — С момента присоединения Крыма внешнеполитическая ситуация по отношению к России стала усугубляться. Крым стал некоей точкой «прорыва»? — Ситуация с Крымом — это один из эпизодов наших взаимоотношений с Западом за последние лет десять. Примерно с 2007 года в Западной Европе проявились тенденции, которые активно поддерживал Вашингтон: постепенное свертывание стратегического партнерства с Россией, забвение наших предложений по созданию стратегического документа на смену существовавшему ранее Соглашению о партнерстве и сотрудничестве России с ЕС, плюс свертывание российско-американских контактов. Во многом это была ответная реакция Запада на, в общем-то, позитивные процессы. — Что произошло? — Россия как раз к 2007 году рассчиталась по внешним долгам, в том числе за весь Советский Союз, после чего она стала проводить более самостоятельную внешнюю политику. Проще говоря: мы никому ничего не должны и начинаем двигаться дальше. Об этом было объявлено президентом РФ во время одного из его ежегодных посланий, когда [Владимир] Путин подчеркнул, что мы будем последовательно выступать за многополярный мир. Как следствие, Россия сначала инициировала создание треугольника Россия-Индия-Китай (это было предложение [Евгения] Примакова), через год РИК преобразовался в БРИК, туда вошла Бразилия, еще через пару лет организация преобразовалась в БРИКС (в нее вступила ЮАР). На Западе началась истерика. Они посчитали, что это угроза всему Североатлантическому партнерству, что кто-то еще, кроме Вашингтона и Евросоюза, будет доминировать на мировой арене, что эти заявки опасны для монополярного мира во главе с США. Их ответом стало, в том числе, создание Евросоюзом Восточного партнерства, инициатором которого были Польша и Швеция. — Своего рода буфер между Евросоюзом и Россией… — …в который была включена Украина как самый крупный его элемент. В первый раз формируемое партнерство затрещало на Кавказе: известный конфликт с [экс-президентом Грузии Михаилом] Саакашвили, который неправильно понял истинные цели США и посчитал, что США, НАТО и Евросоюз будут воевать вместе с Грузией против России. Мишико сильно просчитался: потери для Грузии — Южная Осетия и Абхазия — стали результатом этой ошибки. Затем — Украина. Мы еще в 2009 году в Европарламенте предупреждали коллег, что создание Восточного партнерства, в конце концов, приведет к гражданской войне на Украине. Это и я объяснял коллегам в Брюсселе с трибуны. Но нам сказали, что, мол, все обойдется, не беспокойтесь. Если бы они тогда не раскалывали Украину, там не было бы переворота, не было бы испуга за свою жизнь сотен тысяч крымчан. Не было бы всплеска махровых националистов на западе Украины, которые собирались с оружием в руках громить российские военные базы в Севастополе, убивать и калечить пророссийски настроенных людей в Киеве и Одессе. Не было бы необходимости использовать наши войска для защиты мирного населения Крыма… — Как оцениваете ситуацию сегодня? — Запад не прекращает свою политику, которая основана, среди прочего, на догмате, что их ценности выше всех остальных, и что они, если проводят эти ценности, не могут связывать себя никакими ограничениями. Отсюда — появление ИГИЛ (запрещена в России, — ред.), авантюры в Ираке, Ливии, Афганистане, на постсоветском пространстве и тот хаос, который наблюдает весь мир. Отсюда — волны миграции, проблемы мировой экономики и многое другое. В этом отношении наша позиция как раз очень последовательна. Кстати, не будь Крыма, Запад придумал бы еще какой-то иной предлог для введения карательных санкций. Вспомните, как они цеплялись за некие права секс-меньшинств в России накануне Олимпийских игр в Сочи, чтобы сорвать праздник спорта. А после успеха сочинской Олимпиады решили ускорить проект путча в Киеве: по нашим данным, «западники» собирались инспирировать Майдан не в марте, а лишь летом 2014 года. Здесь спусковым крючком массовых беспорядков послужило решение [экс-президента Украины Виктора] Януковича немного отложить (не отменить!) подписание соглашения об ассоциированном членстве Украины в ЕС. — Янукович верил, что Украину пустят в ЕС? — Мы, я в том числе, еще в 2013 году говорили нашим коллегам в Киеве, что никто Украину в ЕС не возьмет, что никакого безвизового режима на следующий день не наступит. Они отвечали, что все это — наша кремлевская пропаганда. Я им говорю: «Никто из-за вас с нами воевать не будет». А они снова: это — кремлевская пропаганда. И что сегодня мы слышим? [президент США Барак] Обама заявляет: воевать из-за Крыма с русскими не будем, воевать из-за Донбасса с русскими не будем, воевать из-за Сирии с русскими не будем. [Руководитель ЕС] Жан-Клод Юнкер объявляет, что в ближайшие 25 лет никакой Украины в Евросоюзе не будет. — Тем не менее, против России введены многочисленные санкции… — Санкции действуют, и они наносят ущерб как нам, так и противоположной стороне, но американцам в меньшей степени. В этой связи, замечу, что наш так называемый поворот на Восток — это логическое следствие действий, которые мы начали задолго до нынешних событий для более сбалансированного подхода к международным связям. Мы слишком сильно ушли в кооперацию с Западом в 1990-е, слишком сильно углубились в отношения с ЕС и США, забыв, что у нас есть другие партнеры: Китай, Корея, Япония, страны АСЕАН, Индия, Ближний Восток, ряд стран Латинской Америки, Африки. — Можно сказать, что страны, которые вы назвали, — это друзья России? Или в политике друзей не существует? — Вы знаете, если говорить о человеческих отношениях, то друзья у меня есть и в ЕС, и в США, и в Японии, и в Корее и т. д. Это люди, с которыми я могу неформально, достаточно глубоко обсуждать вопросы, нужные нашим странам, нашим народам. Но отношения между государствами — это, конечно, другое. Они могут базироваться только на интересах. Если государство не самостоятельное, как, допустим, те страны, на территории которых находятся американские оккупационные войска, люди в этих государствах, даже если бы они хотели дружить с нами, живут в такой политической логике, что это практически невозможно. Если говорить о приграничных отношениях, там да, могут быть дружественные территории. Были же у нас хорошие отношения с Украиной. Но все изменилось буквально за полтора-два года, за счет интенсивной пропаганды и использования информационной и гибридной войны. Уж какая была великая дружба между СССР и Китаем в 1950-е годы! Все растворилось в годы Культурной революции, и мы чуть не вступили в тяжелый вооруженный конфликт. А сегодня, казалось бы, у нас разные политические системы, но, тем не менее, есть система стратегического партнерства. Непонимание партнера приводит к разного рода последствиям. Если страны забывают о своих интересах и начинают что-то делать на эмоциональном уровне, то получается в лучшем случае недоразумение, в худшем — война. — Если говорить об отношениях с Казахстаном, который граничит с тремя уральскими регионами. Внешне вроде бы все нормально, но на бытовом уровне все не так гладко. — У нас с Казахстаном нормальные взаимоотношения. Боле того, у нас с ним есть Евразийский экономический союз — это очень высокая форма интеграции. Просто надо понимать, что Казахстан — это другое государство, которое, как любое молодое государство, очень ревностно относится к своей независимости. Они сегодня категорически против того, чтобы переводить ЕврАзЭС в некое политическое партнерство. Они не всегда поддерживают наши инициативы на уровне ООН, очень осторожно относятся к событиям на Украине, аккуратно обходят тему Крыма. Они не поддерживали те решения, которые мы принимали по Абхазии и Южной Осетии, — они не признали эти государства. Поэтому, если жители приграничной области (любой, не обязательно на границе с Казахстаном, но и с Монголией, Китаем или еще кем-то) полагают, что они живут рядом и все будет замечательно, это не так. Находиться рядом — это не значит дружить. Та же Северная Корея. Все говорят о северокорейской ядерной угрозе… Если подумать: они свои испытания проводят в 300 км от Владивостока. Не у Вашингтона под боком, и не у Парижа, и даже не у Сеула. — Россия не может повлиять? — Влияет. Но мы влияем, понимая, что это должно быть сделано так, чтобы не спровоцировать соседей на еще более жесткие действия. И в этом смысле наша политика гораздо более продуманная и эффективная, чем та, которую ведут политические нувориши в США. — Что вы думаете о пресловутой информатаке на Путина? — То, что мы называем «Запад», ведет против нас массированную, рассчитанную на много лет информационную войну. Это часть гибридной войны. Задача простая: перевести нас из группы мировых держав в категорию региональных и разрушить то, что мы называем «многополярным миром», во имя того, чтобы ООН и другие международные институты ушли на второй план, а на первом оказались бы США, НАТО и, может быть, ЕС. Вот такая модель мира. Все остальное в нее не укладывается, поэтому и идет информационная война. Атака на Путина, при всем уважении к нашему президенту, — только частный случай этой информационной кампании. Есть доктрина, согласно которой, если убрать Путина, Россия рассыплется и они (Запад, — ред.) смогут каким-то образом править Россией… Я не буду эту доктрину комментировать, но в ее рамках Путин, конечно, является объектом таких атак. Когда эти атаки будут проходить, не мне судить, но то, что любой повод будет использоваться, — это точно. — Путина так сильно боятся? — Им не нравится, что Путин постоянно одерживает реальные победы. Вот свежая сирийская история — освобождение города-музея Алеппо, наша договоренность с Сирией и ЮНЕСКО о том, что мы сейчас поможем там провести разминирование и восстановление мирового культурного наследия. Как это может понравиться тем, кто выставляет нас вселенским абсолютным Злом? Или та же Украина. Я вас уверяю: Россия, наверное, единственное в мире государство, которое реально желает того, чтобы Донбасс остался в составе Украины. А в Киеве правители не глупые, они понимают, что как только противостояние на юго-востоке их страны прекратится, повышенный международный интерес к Киеву испарится, а сами «герои» путча 2014 года уйдут в политическое небытие. И это — не российская пропаганда, а внутренняя мотивация киевского руководства — поддерживать конфликт в собственной стране. Впрочем, иного трудно ждать от тех, кто пришел на плечах переворота, кто разворовывает остатки казенного имущества и генетически ни к чему созидательному не готов. Чему тут удивляться? Кстати, атаки на Путина предпринимались еще до Крыма. Первое время Запад думал, что сможет сделать Владимира Владимировича своим младшим партнером. Но, когда они поняли, что глава нашей ядерной сверхдержавы отнюдь не младший партнер, а национальный лидер, который думает об интересах своей Родины, они изменили тактику поведения: они старались найти в его окружении людей, которые могли бы стать предателями, и нашли. Некоторые из них, между прочим, — это часть былой питерской команды. Я их помню: они еще в 1990-е сновали рядом с Владимиром Владимировичем, когда он еще работал с Собчаком. — Где они сейчас? — Некоторые за границу уехали. Но не хочу эту публику всуе поминать. Не будем забывать и еще об одной истории, о которой у нас почему-то забывают. В советское время на Западе выросло несколько поколений профессиональных советологов. У них были неплохие гонорары, они получали кафедры в солидных университетах, их приглашали на телепередачи и прочее. Но, когда СССР прекратил свое существование, к концу 1990-х годов эти люди стали влачить убогое существование. Сегодняшняя ситуация для них как манна небесная, — они снова в строю. Люди, которые на русофобии заработали политические очки, стали членами Европейского парламента, руководителями своих маленьких стран. Они понимают, что как только пройдет русофобия, они просто исчезнут. Поэтому любой конфликт с нами в информационном пространстве для них — самый безопасный путь. — С выборами нового президента США что-то изменится? — Последние лет 15 президент США перестал играть ту роль, которая была, скажем, во времена Рузвельта, Кеннеди или даже Рейгана — изменения произошли в самой системе. Там всем заправляет группа людей, не очень известных широкой публике. Не могу сказать, что они любят друг друга, но действуют, как корпорация, исходя из общих интересов: удержать доллар в качестве глобальной валюты и за счет увеличения американского внешнего долга решать социальные и политические вопросы во всем мире. Наши попытки провести реформу международных финансов, конечно, они встречают прохладно. Особенно, когда мы в эту реформу втягиваем такие страны, как Китай и Индия: если мы сделаем это объединенными усилиями, то мало что останется ЕС и США. — Сегодня много говорят о том, что Россия находится в изоляции… — Разговоры о нашей изоляции — это не чушь собачья, конечно, но они совершенно не соответствуют действительности. Российская делегация совсем недавно приняла участие в очередной ассамблее Межпарламентского союза — старейшей международной организации в мире. На ее очередной ассамблее в Лусаке мы внесли предложение провести дебаты и принять резолюцию о роли парламентов в недопущении внешнего вмешательства во внутренние дела суверенных государств. На Бюро комитета по миру и международной безопасности оно единогласно было принято, на заседании комитета, где присутствовали уже несколько десятков государств, только две страны — Швейцария и Канада — проголосовали против. Сейчас мы сейчас будем готовить текст резолюции на эту важную тему. Это что — международная изоляция? По-моему, наоборот. — Когда можно ожидать снятия санкций? — Что касается санкций, однозначно ответить нельзя. Японцы, например, на словах за санкции, но ничего жесткого сами не предпринимают и думают, как бы быстрее избавиться от санкций против России. Половина стран ЕС занимают точно такую же позицию. Кстати, японцы предлагают нам всерьез подумать о совместных усилиях по строительству некоего коридора Восток-Запад через Дальний Восток и Сибирь в район Архангельска, Мурманска, Питера в сторону ЕС. Они заинтересованы в использовании транзитных и ресурсных возможностей нашего государства, возможности создания совместных предприятий на долгосрочную перспективу — на 50, 100 лет. У них деньги для этого есть, и мы можем этими средствами пользоваться. — Урал в этот проект попадет? — Он в любом случае попадает… Важно что? Сейчас явно прослеживаются глобальные мировые тенденции, идет глобальный передел мировых рынков, глобальное изменение транспортных путей, и мы не должны их упустить: если упустим, отстанем навсегда. Что в таком случае будет с Уралом, который называют опорным краем державы? Мы не знаем. Мы должны прекрасно понимать, что нельзя вечно использовать те традиции, подходы, багаж и преимущества, которые были накоплены в прежние эпохи. Стоимость сырья резко падает и вряд ли в обозримом будущем будет увеличиваться. Дальше. Одно из преимуществ Урала всегда заключалось в том, что мы находимся в глубине огромной страны, и это нас спасало от любого иностранного нашествия, не считая Мамая, наверное. Но появились баллистические ракеты, и наша удаленность ни от чего уже не спасает. Однако то, что мы вдалеке, сильно снижает наши возможности с точки зрения развития туризма и разного рода производств. Если Урал будет только в той же логике (как в прошлые века) развиваться, это может закончиться очень печально, с точки зрения международного разделения труда. Да, наш военно-промышленный комплекс от этого защищен, но все остальное, не связанное с этими предприятиями, если не найдет новых стимулов развития, будет просто затухать. В этом отношении, конечно, транспортный коридор Восток-Запад в сторону Европы от таких гигантов, как Южная Корея и Япония, имеет перспективы. Но, если это будет просто транзитный коридор, мы не так много получим от него, как если бы подключились к этому проекту как партнеры по кооперации. — Это путь по суше? — Да, по суше. И здесь возникает заново тема [проект строительства железнодорожной магистрали] «Белкомура» (Белое море — Коми — Урал, — ред.): Транссиб доходит до Западного Урала, и там идет ответвление через Кудымкар и Сыктывкар на Архангельск. Сегодня пока никто не хочет этот проект финансировать — таких денег нет ни у государства, ни у бизнеса. Но тот же японский бизнес, если бы он понял этот проект, думаю, имел бы возможности получить финансовую поддержку от своего государства для движения в ту сторону. — Помимо оборонки и машиностроения, что Урал мог бы представить на мировых рынках?  — Я думаю, вполне перспективной отраслью может, допустим, быть фармацевтика. У нас для этого есть водные ресурсы, необходимое количество квалифицированных специалистов, вузы, которые занимаются и химией, и медициной, и фармакологией. Мы могли бы быть не хуже Индии или даже Бельгии. Если вы проанализируете объем потребления иностранных лекарств на Урале, — это гигантский рынок, который мы могли бы освоить. — Для коммуникаций с другими странами на Урале, на ваш взгляд, все есть? — Даже внутри самого Урала отсутствуют серьезные коммуникации. Попробуйте, например, приехать из Перми в Челябинск. Это будет не очень просто. Хотя в ОАЭ на расстоянии 100-200 км друг от друга стоят гигантские международные аэропорты. Если в Кольцово есть международный хаб, это не означает, что на 400 км вокруг их не надо строить, — это тоже международные связи, разделение труда. Сегодня Урал поделен на два федеральных округа: Пермский край отнесен к Приволжскому округу. Но с точки зрения экономической зоны север, запад, восток и юг Урала — это устойчивая система, которая закладывалась даже не сотни лет назад, а тогда, когда зарождались Уральские горы. Поэтому нужно усиливать координацию не только на уровне властей, но и на уровне деловых кругов, ученых и специалистов. Международное сотрудничество позволяет все эти процессы наполнить новым смыслом и содержанием. — Приближается пора отпусков, и люди, которые привыкли отдыхать в Турции и Египте, ждут, что им откроют дорогу. Как будет складываться ситуация? — Я сразу хочу дать совет: хорошо подумайте! Еще года за два-три до известных печальных событий я всем своим знакомым и друзьям говорил, что не надо отдыхать в Египте и Турции. Я не знал, когда и где будет теракт, но знал, что он обязательно будет. Египет — это страна, где совсем недавно [международная религиозно-политическая организация] «Братья мусульмане» набрали более 50% голосов, то есть каждый второй взрослый египтянин так или иначе относится к ним. А это организация, мягко выражаясь, не мирная. Про Турцию я уже не говорю. То, что у них каждые две недели в стране взрывы, — это не вчера возникло. Палестина, Израиль, Иордания, Сирия, Оман, рядом Ливия — там границы размыты. Это не те границы, что у нас в кино про СССР показывали. Там едешь — сотни километров пустыни, и ничего — ни пограничников, ни следовых полос, ни заграждений. Любой может проехать, и Карацупа (советский герой-пограничник Никита Карацупа, — ред.) не сидит в засаде. Я не говорю, что нам не надо иметь с Египтом хороших отношений. Я говорю о том, что в настоящее время ехать туда я бы поостерегся. По роду деятельности я езжу в такие страны и иногда вынужден передвигаться в бронеавтомобилях, с охраной. Но я по работе езжу, а наши люди отдыхать едут туда, где перевороты раз в два года. Люди, увы, больше доверяют рекламе туристических компаний, которые ведут себя в этом смысле безответственно, ничего не объясняя. — Как они должны действовать? — Они должны предупреждать и предлагать подписать документ, где говорится, что клиент уведомлен обо всех опасностях. Страховые компании должны страховать на таких условиях, чтобы в случае ЧП не мы с вами оплачивали транспортировку этих людей назад, а страховщик. Расходы на то, чтобы вызволить людей из опасной зоны, такие, что на эти деньги можно не один поселок построить. Конечно, страна у нас свободная, любой гражданин может ехать, куда хочет, но тогда пусть он за себя и отвечает. — В любом случае пока Египет и Турция остаются закрыты для россиян? — Мы не закрывали границы. Мы просто просим наших турагентов пока не доставлять туда людей. Вообще, есть очень много стран, где нет прямых запретов, но я не рекомендовал бы тоже туда ехать. Та же Бельгия: в Брюсселе ведь тоже не вчера все началось. Сегодня люди, которые ездят по таким маршрутам, должны понимать, что они занимаются экстремальным туризмом. И, если ничего не случилось с его соседом, то это не значит, что не произойдет с ним. Преступления, связанные с насилием, терроризмом, к сожалению, сегодня учащаются, в том числе из-за огромных миграционных потоков. Я говорю это не для того, чтобы запугать, а чтобы люди помнили, что их судьба в их руках. Государство, конечно, может помогать, но оно не всесильно. И если тебе голову сносит взрывом в кафе, тебе уже никто и ничем не поможет.

прочитать статью полностью