Часть либерально настроенных избирателей, похоже, похоронила проект «Правое дело» после ухода в отставку Михаила Прохорова и передачи партии Андрею Богданову. Член федерального избирательного штаба партии, руководитель свердловского отделения Александр Рявкин был одним из тех, кто поддался аргументам Кремля и, по сути, выступил против Прохорова на съезде в середине сентября. В интервью редактору «URA.Ru» Аксане Пановой он рассказал, почему не считает свой поступок предательством либеральных интересов, что ждет партию после ухода Прохорова, сможет ли она набрать 7% на выборах и окажется ли среди ее новых руководителей Алексей Кудрин. Мы заранее договорились, что будем говорить откровенно, без обиняков – сделаем «человеческое» интервью.

 

Александр Рявкин: Давайте я с самого начала скажу. Мы договорились, что это будет такое «человеческое» интервью. Поэтому мне хочется объясниться: по-человечески мне очень жалко, что все так получилось. Я уверен, что с Прохоровым у партии были хорошие перспективы, и не только потому что он миллиардер и потому что он в списке Forbes (хотя это важно – ведь люди стремятся к успешным). А в основном потому, что в российской большой политике впервые за много лет появился самодостаточный, независимый и серьезный лидер. Согласитесь, была элементарная человеческая надежда, что что-нибудь получится. И хотя все это проходило не без модерирования «большой» администрации, как ее называют, партия дала огромные полномочия Прохорову…

 

 

Рявкин: Ну почему? Был же съезд? Был. Были делегаты. Они голосовали. А то, что кто-то с кем-то договорился, что были различные сферы влияния – так это есть в любой партии. Но ведь на съезде никто не стоял за спиной и не говорил, как голосовать. Ты бывала на съездах? Ты ведь понимаешь, что это такая трудно управляемая вещь… Хотя определенная работа перед съездом, конечно, проводилась.

 

 

Рявкин: Важную роль сыграла неопытность Прохорова, его политическая «упертость». Политика – это набор компромиссов, договоренностей. Когда мы шли на съезд, у нас была информация, что он там «наверху» встречается и решает вопрос. И мы действительно надеялись, что у него это получится. Помощники Прохорова говорили, что он встречается с руководством страны. До последнего момента была надежда, что он договорится.

 

 

 

Рявкин: Я догадывался, конечно, слухи ходили. Но я не принимал в этом участия. И я думаю, что роль Суркова во всем этом преувеличена.

 

 

Рявкин: Конечно, администрация приложила к этому руку. Но это было бы невозможно, если бы ситуация в партии, в штабе, не была такой, какая сложилась. Когда Шайхудтинов (советник Прохорова – ред.) подделывает подпись Прохорова, как это объяснить? Целое региональное отделение - Приморское – расформировали таким образом. Он отдает распоряжение назначить сына Наздратенко главой регионального отделения, подделывает подпись Прохорова, отправляет факсом письмо в Приморье. Все. И таких примеров – штук пятнадцать. Блин, ну всех просто послали на хер. И не задумывались, что эти люди потом придут на съезд и будут голосовать. Понятно, что делегаты попали под влияние, в том числе, местных администраций. Я вот общался с лидером белгородского отделения. Он говорит – «Мне сам губернатор позвонил!» А он такой дядька, вообще от политики далекий, для него это очень большое событие – сам губернатор позвонил. Это на него повлияло. И Прохоров не смог заручиться поддержкой этих людей. Это – политическая неопытность. Сначала обидел всех регионалов, а потом ждал, что за него будут голосовать.

 

 

Дмитрий Колезев: Вопрос в том, зачем совершалось это самоубийство партии. Понятно же, что без Прохорова партия не пройдет в думу.

 

 

Рявкин: Давайте расскажу по хронологии. 14 сентября в красивом здании Академии наук, я захожу – сразу вижу Женю Ройзмана, у него еще день рождения был. Я его поздравляю и, понимая, что в воздухе витает, говорю – «Женя, по ходу, ты был прав!». А Женя же сам говорил Прохорову, что его, скорее всего, не пропустят. И вот тут – еще раз – я не могу понять прохоровскую неопытность!..

 

Колезев: А в чем неопытность-то заключается? Что с Сурковым не согласился?

 

Рявкин: Думаю, что Прохорову, не найдя понимания у президента и премьера, надо было поговорить с Ройзманом и сказать: «Женя, я дал тебе слово, но пойми – на кону стоит партия». Я не так хорошо знаю Женю, но, думаю, он бы понял. А Прохоров до последнего момента говорил, что наверху все схвачено и там ему благоволят. Он и окружению это говорил, и мне, и сам был обманываться рад. В итоге – подвел всех. Не надо было зарубаться.

 

 

 

Рявкин: Не знаю, думаю, это преувеличение.

 

 

Рявкин: Мне никто ничего не объяснял.

 

 

Рявкин: Нет, мы встречались с другим сотрудником.

 

 

Рявкин: Никто ничего не объяснял.

 

 

Рявкин: Ну, сказали – ребята, будет съезд…

 

 

Рявкин: У меня простая позиция – я хочу сохранить партию. По большему счету, с Прохоровым ли, с Ройзманом или без них – партия все равно существует. Вот вы говорите – у нее нет шансов. А я не исключаю, что при наличии политической воли партии начнут помогать. Не пририсовывать голоса, а помогать медийно. Появятся спикеры. Вот сейчас Кудрин открещивается – говорит, смешной проект и все такое. Но все может быть!..

 

 

Рявкин: Да нет, но он может помочь как «говорящая голова». Привлекут Барщевского того же. Дворковича там. Дадут «ящик»… Это я рассуждаю просто, я не говорю, что именно так будет.

 

Колезев: И «натянут» вам 7%?

 

Рявкин: Ну, даже если не 7%, то 5%. Это принципиально – стать парламентской партией. Даже если мы наберем 5% и от нас туда пройдет только один человек.

 

 

Рявкин: Зато это парламентская партия. Кандидатам не надо собирать подписи на выборах. Можно выигрывать муниципальные выборы, ЗАКСы.

 

 

Рявкин: Мне это интересно. Это не накладно. Поверь, это не те деньги, которые для меня… Мне это важно. Я готов подождать. Я еще молод. Не сейчас – ну, через пять лет мы получим, что хотели. Всего через пять лет мы получим, что хотели. Жалко ли этого времени? Ну, жалко, конечно, времени всегда жалко. Но я буду ждать. Что мне еще делать? В «Единую Россию» не хочу, в «Парнас» не хочу, за границу не хочу уезжать. Я стою на праволиберальных ценностях…

 

 

 

Рявкин: А что делать, закроем проект?

 

 

Рявкин: А что произошло-то? Что увидели? Партия существует три года. Это одна из семи партий, получивших лицензию на политическую деятельность в России. В нее четыре месяца назад пришел один человек. Два месяца назад – еще один человек. А потом они ушли, и с ними – еще десять человек. Жалко. Правда – жалко! Но партия осталась, люди остались. И к выборам мы еще подраскрутимся. Возьмем пять процентов, даже если четыре, три – это хороший результат. Но партию нужно сохранить, заново сейчас партию практически невозможно создать (посмотрите на «Парнас»).

 

 

Рявкин: Это может быть неплохим вариантом, но он очень затратный. В Свердловской области мы на такое точно не пойдем. В чем ты права – мы обязательно будем использовать сетку корпорации «Дэнас МС». Эта сетка ориентирована лично на меня. Но в масштабах страны мы такого позволить не можем. Все равно будем вести медийную кампанию, это дешевле.

 

 

Рявкин: Немного, не доллар на избирателя, даже не полдоллара – не такие цифры. Мы пока бюджет не считали: надо сначала зарегистрироваться.

 

Колезев: На выборах в Заксобрание вообще будет активность?

 

Рявкин: Будет, конечно.

 

 

Рявкин: Кстати, с Лашманкиным и Мишариным я встречался по поручению Прохорова.

 

 

Колезев: А то, что «слили» «Правое дело» и «слили» Медведева – это связанные между собой явления?

 

Рявкин: Не секрет, что Медведев рассматривал эту партию как союзника. Ходили слухи, что партия могла выдвинуть его в президенты.

 

Колезев: Он не идет в президенты, и инструмент оказался не нужен.

 

Рявкин: Но Путину тоже нужна правая партия! И в парламенте она нужна. И ее можно туда привести, если будет политическая воля. У меня предложение: давайте сейчас дадим аванс «Правому делу». Уважаемые избиратели! Следующий раз – через пять лет. Дайте нам сейчас аванс, посмотрите, как мы будем себя вести. Ну, нет другой правой партии, какой бы она ни была. У нас сто тысяч членов партии – это очень большая организация…

 

 

Рявкин: Нет, еще не успел. Нам с ним делить нечего, обязательно встретимся и поговорим. Я думаю, у Кости это был эмоциональный такой порыв, ему надо было просто недельку подождать. Как, собственно, и я сделал.

 

 

Рявкин: Нет, у меня другая ситуация. Вот некоторые, если что-то случается, - начинают бухать…

 

 

Рявкин: Выпил немного, естественно. Но вообще я в таких случаях бизнесом начинаю заниматься. Я провел три большие презентации по бизнесу на три тысячи человек. В субботу вот в «Останкино» у меня был шикарный зал, у меня целый бенефис был – весь день. Я общался с людьми, кайфовал от этого (начиная говорить о работе, Рявкин заметно оживляется – ред.). Как будто и не было этого съезда! Все вообще классно, куча положительных эмоций.

 

 

 

Рявкин: Да, дайте нам аванс, дайте нам аванс!

 

 

Рявкин: Очень много. Всего продано несколько миллионов.

 

Колезев: Мне кажется, гораздо легче убедить человека проголосовать за партию, чем продать ему «Дэнас».

 

Рявкин: Так я десять лет назад и организовал Российскую сетевую партию, понимая, какой огромный ресурс – эти дистрибьюторы.

 

 

Рявкин: Зарегистрировано 320 тысяч дистрибьюторов.

 

 

Колезев: Это в три раза больше, чем в «Правом деле».

 

 

Рявкин: Не так все просто – трудно людей из бизнеса перенаправить на политику. В бизнес-то они идут с понятной задачей, заработать. А здесь не такая ясная мотивация. Я пробовал, на самом деле, и встречал сопротивление.

 

 

Рявкин: Поддерживают, конечно, я у них же и вождь, и флаг, и все на свете. Они очень болели, очень переживали, все слали эсэмсэки: «Александр Юрьевич, мы с вами!...»

 

Колезев: 320 тысяч эсэмэсок!

 

Рявкин: Ну, почти столько. Видите, когда дистрибьюторы начинают много заниматься политикой, я начинаю терять в деньгах – они меньше продают. Поэтому тут нужно золотую середину соблюдать. Реально рекрутировать «на политику» я могу тысяч пятьдесят человек.

 

 

Рявкин: Так у меня компании уже четырнадцать лет. Я же начал заниматься бизнесом в двадцать лет, на третьем курсе мединститута. Первую компанию назвали громко, «Уральский медицинский альянс». Мы открыли медицинский центр, опирающийся на приборные методы лечения, собрали коллекцию всяких аппаратов со всей страны. Это был 1996 год. Потом я вылечил одного нашего «афганца», Пашу какого-то, что ли, я уже забыл фамилию, и он нам с барского плеча отвалил офис на Добролюбова, 150 метров где-то.

 

 

 

Рявкин: Я когда-то очень давно передавал, правда, не Суркову, а Ивлеву - он сейчас зампред Центризбиркома.

 

Колезев: Это тоже полезное знакомство.

 

 

Рявкин: Ну ладно, посмеялись и хватит, наши «Дэнасы» действительно хорошая вещь, они правда помогают, я сам ими пользуюсь. Ну, подумайте, как это здорово – это мы, ваши земляки, придумали эти приборы, создали международную корпорацию, мы их продаем в семнадцати странах мира, у нас есть завод в Карловых Варах. Мы эксклюзивный поставщик карловарской соли, мы в Европе продаем «Дэнасы».

 

 

Рявкин: Да блин, не в «Дэнасы», это отдельное направление. Люди шестьсот лет ездят туда за этой солью, а тут мы им соль домой привозим. Мы выкупили компанию, у которой был контракт с 1974 года на сто лет на добычу этой соли. И вот сейчас мы до 2074 года будем эту соль делать. Мы там построили совершенно новый завод, с новейшим оборудованием. Чехи там кайфуют просто…

 

 

Колезев: Сразу видно, от бизнеса своего вам весело и хорошо, а от партии – грустно.

 

Рявкин: От партии конечно сейчас грустно! Я же в самом начале сказал: грустно, жалко, переживаю. С Прохоровым было бы больше перспектив…

 

Колезев: А что нужно было сделать на месте Прохорова? Вот если бы вы были Прохоровым, вы бы как себя повели?

 

Рявкин: Я бы объяснил Ройзману ситуацию и сказал бы: «Смотри, мы придем в парламент и будем там поддерживать всю твою работу по борьбе с наркотиками». Потом – я бы дал ему 20-30 миллионов долларов на развитие фонда «Страна без наркотиков».

 

 

Рявкин: Да нет, это на развитие классного проекта. Нет, ну а что? От богатых – деньги, а как еще?

 

 

Рявкин: Нет, после съезда не говорили. Только 14 сентября его видел и сказал ему: «Жень, по ходу ты прав» - и с тех больше не общались.

 

 

Рявкин: Да, и обязательно поговорю.